Театральный режиссер Марат Гацалов

– Марат, уже можно озвучить какие-то планы Русского театра на сезон?

– О долгосрочных планах пока говорить сложно, поскольку на данный момент они находятся в стадии формирования. Сейчас мы работаем с текущими планами, которые здесь строятся задолго до открытия сезона: у нас практически весь репертуар до января следующего года уже сверстан и опубликован. В настоящее время мы с директором принимаем многочисленные дела театра. Здесь абсолютно иная система финансирования по сравнению с российскими театрами. Но, конечно, мы уже думаем о второй половине сезона, продумываем расписание, постановочные планы – когда будут создавать свои постановки приглашенные режиссеры, когда спектакли буду ставить я.

– Как труппа восприняла ваше назначение?

– Этот вопрос, думаю, стоит задать непосредственно труппе. Я же могу сказать, что в театре чувствуется весьма доброжелательная атмосфера.

– Как вы планируете совмещать руководство Русским театром с работой в Центре драматургии и режиссуры в Москве, а также в Прокопьевском театре?

– В Прокопьевском театре я больше не работаю. Решение завершить сотрудничество я принял несколько месяцев назад, о чем и сообщил директору Прокопьевского театра. А что касается моей работы в Центре драматургии, то сейчас я являюсь заместителем художественного руководителя, но планирую увольняться с этой должности, оставаясь только руководителем проекта «Мастерская на Беговой», график и участники которого уже согласованы до конца этого года. Я занимаюсь этим проектом вместе с Полиной Васильевой и, конечно, в ЦДР прекрасная команда, благодаря которой этот проект и состоялся. Кроме того, мы провели уже несколько лабораторий, есть опыт, и, собственно, я уже давно занимаюсь «Мастерской» дистанционно.

– Сейчас в Москве так же остро стоит проблема нехватки театральных площадок для начинающих режиссеров или все-таки есть какие-то положительные изменения?

– Мне кажется, принципиально ничего не изменилось – у молодого режиссера по-прежнему нет возможности попробовать свои силы на столичных театральных площадках. Подобные опыты проводят некоторые московские театры, но их можно по пальцам пересчитать. Понятно, что режиссер – это штучная профессия, но театральные вузы выпускают большое количество талантливых режиссеров, которые потом долгое время не могут найти возможность для постановки. И они вынуждены ехать в провинцию, где тоже все очень непросто, поскольку провинциальные театры в большинстве своем директорские. Одна из задач, которая стояла перед нами, когда мы затевали «Мастерскую на Беговой», состояла в том, чтобы дать молодому режиссеру возможность проявить себя, получить практический опыт в условиях профессионального театра, имея при этом право на ошибку. Кроме того, в рамках «Мастерской», помимо всего прочего, есть возможность за счет экспертного совета анализировать полученный опыт.

– Получается, обсуждения – такое же обязательное условие, как и, собственно, предоставление площадки для эксперимента?

– Конечно, теория так же важна, как и практика, хотя театр – дело практическое. Чаще всего обсуждения в подобного рода лабораториях проходят со зрителями на уровне «понравилось – не понравилось», но это не анализ. В рамках нашей лаборатории профессиональный разбор эскизов начинающих режиссеров проводят критики, художники, драматурги, режиссеры, которые много лет занимаются театром и знают о нем не понаслышке. Все эти люди мыслят совершенно по-разному, часто противоречат друг другу, но в такой палитре мнений можно вычленить для себя что-то важное.

– На ваш взгляд, предоставление начинающим режиссерам площадки для эксперимента должно быть инициировано государством или непосредственно театрами?

– Конечно, как мне кажется, у каждого театра должна быть территория для эксперимента, иначе он перестанет развиваться. Либо будет присоединяться к чужому опыту, как бы автоматически становясь вторичным, если не десятеричным. Хотелось бы, конечно, чтобы театры приглашали молодых талантливых режиссеров и драматургов. Режиссер не должен ходить с протянутой рукой и просить возможности поставить спектакль. Часто, к сожалению, критерием успешности театра является кассовый сбор. Из-за этого многие театры просто запрещают себе эксперименты, ставят абсолютно зрительские, коммерчески выгодные спектакли, обслуживая «определенный» зрительский запрос. Не все, разумеется. Есть театры, которые все-таки рискуют и идут по сложному, но интересному пути. На мой взгляд, эта проблема фундаментальная. Тогда абитуриенты должны понимать с момента поступления, что они идут заниматься коммерческим театром, на потребу публике. Но, как правило, люди не за этим идут в профессию.

– Вы сказали, что начинающему режиссеру также сложно пробиться и в провинциальные театры, поскольку они преимущественно директорские...

– Не то что сложно пробиться... Работы в провинции очень много. Но дело в том, что часто директор в провинциальном театре диктует свои условия, а режиссер абсолютно бесправен, у него нет никакой защиты. Бывает, что и труппа по хамски себя ведет, понимая, что режиссер в безвыходной ситуации... Например, некоторые директора, ничего не понимая в театре, ограничивают художественно-постановочные возможности режиссера, шантажируя невыплатой гонорара или чем-нибудь еще. По сути, в провинции художественную политику театра осуществляют директора, не имеющие никакого отношения ни к одной творческой профессии. И это абсолютное безумие.

– Создается впечатление, что чем дальше от Москвы, тем больше власти у директоров.

– Абсолютно верно. В Москве директора, если в этом возникает необходимость, могут «снять». Здесь все близко, все резонансно, а в провинции ни до кого не доберешься. Есть местные департаменты культуры, но там чиновники и директора театров на короткой ноге. Непобедимая ситуация. Это большая проблема, которая требует каких-то фундаментальных изменений.

– А какое ведомство занимается назначениями директоров и художественных руководителей театров в Эстонии?

– Здесь нет, как в России, департаментов культуры, а есть Министерство культуры, в ведении которого, собственно, и находятся все театры. Дело в том, что здесь существует при театре совет, состоящий из очень авторитетных людей из разных областей, кандидатуры в который назначает непосредственно Министерство культуры. Совет театра нанимает на работу директора, а уже директор вместе с советом нанимает художественного руководителя. Директор может вынести на рассмотрение вопрос о назначении или увольнении худрука, однако окончательное решение будет принимать совет театра, как представитель Министерства культуры.

– Директор может вмешиваться в художественную политику театра?

– В принципе, не могу сказать, что замечаю такой процесс, – здесь идет четкое разграничение полномочий. Хотя, конечно, все зависит от конкретного худрука – кто-то позволяет вмешиваться директору в художественную политику театра, а кто-то не позволяет. У нас с Тыну Ленстментом (директор Русского театра Эстонии. – «НИ») полное взаимопонимание.

– Вы как-то сказали, что вам интересен театр как диалог со зрителем. Как считаете, зритель вас всегда понимает?

– Надеюсь, да, но утверждать этого не могу. Наверное, с кем-то выстраивается диалог, а с кем-то нет. Понимаете, сама природа театра, постановочного материала настолько манящая, завораживающая, что вопрос высказывания или так называемого послания в зал становится очень маленьким и скучным. Мне интересен театр, в котором режиссер, обожженный смыслами и неразрешимыми вопросами, делится со зрителем своим мировоззрением.