Время кота-«выпендрежника»

Куда подевались молодые режиссеры? – вопрос, который обсуждается в театральных кругах с завидной настойчивостью. Кто-то считает, что это знак общего оскудения талантами земли русской… Кто-то жалуется на театральные школы… Кто-то на систему наших театров, которая ну никак не позволяет молодым нормально расти. Провал между тепличной атмосферой студенческих лет, где ты в окружении своих однокурсников и под присмотром педагогов резвишься и пробуешь силы, и антарктической температурой, в которую окунаешься при первой же самостоятельной работе на профессиональной сцене, – слишком часто губителен для неокрепших душ. Выживают отнюдь не самые способные, но самые пробивные. Мудрый и доброжелательный Алексей Бородин решил в этом сезоне создать при РАМТе что-то вроде питомника для молодых дарований – предоставил право на постановку целой поросли выпускников-режиссеров Сергея Женовача. Спектакль «Как кот гулял, где ему вздумается», поставленный норвежкой Сигрид Стрем Рембо, – первый из задуманной серии, который позволяет с уверенностью сказать, что решение худрука РАМТа стало удачей и для театра, и для московских зрителей.

Ведь каждый родитель, глядя на подрастающее чадо, непременно начинает размышлять, на какой бы спектакль сводить ребенка, чтобы потом на всю жизнь не отбить ему вкус к театру (поскольку печальных последствий неверного выбора вокруг не сосчитаешь). Постановка «Как кот гулял, где ему вздумается» – идеальный выбор. Когда-то Немирович-Данченко сказал, что для возникновения настоящего театра коврика вполне достаточно (при наличии способных актеров, естественно). Все декорации спектакля по Киплингу (сценограф Мария Утробина) ограничиваются ковриком, украшенным разноцветными заплатами. Поднятый коврик становится пологом пещеры, расстеленный – полом, посыпанным речным песком. Свернутый в кулек, коврик изображает баранью кость или охапку сена.

Джунгли, сквозь которые пробирается к пещере собака, – создают сами участники спектакля, карабкаясь на плечи друг друга, продираясь через сцепления рук и ног. Тени на стене изобразят совещание диких животных. Цоканье копыт, шорохи леса, волшебную песню женщины-колдуньи – все это выпевается и проборматывается тут же, вживую, и немедленно подхватывается маленькими зрителями. Сидящие на подушках в «нулевом ряду» зрительного зала, дети включаются в игру с первых же слов ведущего: «Ну, ничего себе спектакль!» Дети комментируют происходящее: «А кот-то – выпендрежник», – старательно царапают пальчиками доски, изображая шуршание мыши, храбро выскакивают в круг сцены, чтобы потрогать спящих в пещере прирученных животных.

И актеры РАМТа оказываются вполне готовыми к этой игре с неясными правилами. Они подхватывают детские словечки. Так, Алексей Мишаков (Кот) довольно подтвердит: «Я – кот-выпендрежник, который гуляет, где ему вздумается». Собака (Мария Рыщенкова) удобно устраивается среди детских подушек и подставляет стриженую голову: можно погладить. А прирученный красавец Конь (Денис Баландин) даже разрешает прокатиться на своей спине.

Все зрительские импровизации-хулиганства входят в спектакль, не разрушая его гибкой, но прочной структуры.

Очаровательная сказка Редьярда Киплинга в постановке РАМТа приобрела дополнительные оттенки и обертоны. Короткую фразу о диком человеке, который «не стал ручным, пока не встретил женщину» Сигрид Стрем Рембо разворачивает в очаровательную сценку, в которой огромный Человек-дикарь (Роман Степенский) пытается встать с четверенек на ноги, чтобы оказаться вровень с рыжеволосой Женщиной-сиреной (Анна Ковалева). А играя в прирученных животных (каждому найдена и своя пластика, и свое выражение лица (морды?), Александр Девятьяров буквально за пять минут ухитряется показать и дикого Богомола, и дикого Краба и дикого Морского Котика. Актеры отыгрывают страх и смущение Собаки и Человека, впервые представленных друг другу как друзья и соратники. Трогательно изображено желание прирученных животных непременно спать в пещере (забраться под тот самый общий коврик) вместе с новыми друзьями-хозяевами.

Очень простая и верная мысль Киплинга (каждое живое существо нуждается в том, чтобы его приручили) входит в сердце легко и ненавязчиво и застревает там, равно как и остается в памяти мотив песенки «Время кота», которую поют в финале участники спектакля.