Писатель Александр Кабаков

– Александр Абрамович, ваш сравнительно недавний роман «Беглецъ» стал неожиданным и для постоянного кабаковского читателя. А для вас самого?

– Поскольку большая часть действия происходит с декабря 16-го по осень 18-го года прошлого века, то можно считать, что это сочинение для меня нехарактерно. Раньше я никогда не обращался к этому времени. В остальном роман для меня традиционный. Главный герой – рефлектирующий горожанин, образованный обыватель. Этот персонаж для меня постоянный, обычный. Он хотел бы спрятаться от всего – и тут попадает в Историю.

– Тема бегства в широком смысле этого слова: бегства от действительности, от жизни, от трудностей проходит через все ваше творчество. Роман «Беглецъ» стал последним аккордом этой темы?

– В конце любого тяжелого, неудачного дня вас посещает мысль «уйти куда глаза глядят». Но ни от дел, ни от мира никуда не спрячешься. Вот это и есть моя интерпретация темы бегства. Нужно понимать, что из жизни нет выхода, кроме одного. На эту тему у меня действительно много написано. «Беглецъ» подвел черту под многим, что я делал.

– Как вы считаете, в чем секрет вашего успеха у читателей и авторитета у коллег? Ведь далеко не к каждому мнению прислушиваются писатели.

– А разве есть успех? Вообще читательский успех всегда связан с тем, что писатель показал фокус. Не важно, сюжетный, или идейный, или просто скандал, связанный с выходом книги или поведением самого автора. А успех среди профессионалов, коллег – это почти всегда качество изготовления, мастерство: язык, композиционные приемы, оригинальный сюжет.

– В 2005 году у вас вышел роман «Все поправимо», в котором описана оттепельная (стиляжья) юность. В связи с этим хочется спросить, как вы относитесь к фильму «Стиляги»? Он стал почти что культовым.

– К фильму «Стиляги» я отношусь отрицательно. Во-первых, само изображенное в нем молодежное движение именовало себя отнюдь не стилягами. Ведь это оскорбительное название, придуманное сатириками журнала «Крокодил» того времени. Во-вторых, это столкновение молодых людей и системы было трагедией. А представлять трагедию, как вполне оптимистический мюзикл, по-моему, бестактно. В какой-то момент возникает ощущение, что фильм снят по мотивам крокодильских карикатур начала пятидесятых.

– У вас очень насыщенная событиями жизнь, вы общались и продолжаете общаться с известными людьми. Было бы очень интересно почитать об этих встречах. Планируете ли вы писать мемуары?

– У меня хорошая память на всякую ерунду. Я могу точно описать, как человек был одет десять или пятьдесят лет назад, что я, собственно, и проделал в романе «Все поправимо». Но, к сожалению, не могу запомнить серьезные вещи, их последовательность, должен опираться на зафиксированную хронологию. Поэтому мемуары в чистом виде писать не собираюсь, не хочется следовать известному выражению «врет, как очевидец», а вспомнить правду я не могу. Хотелось бы собраться с силами и написать что-нибудь еще сюжетное, художественное, так сказать, – то есть выдумку. Что же до воспоминаний, то осенью должна выйти книга с простым названием «Аксенов». Мы с Евгением Поповым год с лишним беседовали о Василии Павловиче Аксенове, нашем общем старшем друге. Это не мемуары в строгом смысле и не биография – это просто беседы о человеке, с которым оба дружили по тридцать с лишним лет и который просто вышел, отлучился…

– Как-то прочитала в одном вашем интервью, что вы считаете своим читателем человека, вышедшего из того же поколения шестидесятников, а вот у молодежи ваши романы не пользуются популярностью. Как вы относитесь к молодым читателям?

– Я не очень понимаю современную молодежь, она не понимает меня. Единственная книга, которая имела относительный успех в этой аудитории, – это цикл рассказов «Московские сказки», который наполовину написан на современном сленге. К сожалению, поколение моих читателей становится с каждым годом все малочисленнее. Ну а как можно относиться к уходу своих ровесников и друзей? Грустно, конечно, одиноко делается. Но все, что имело начало, имеет конец. Сообщают время от времени о том, что кто-то хорошо знакомый ушел – приходи прощаться, и я иду на кладбище.

– Известный писатель Захар Прилепин писал, что не согласен с вами в девяти случаях из десяти. А вы с ним часто не соглашаетесь?

– Могу сказать, что Прилепин – отличный писатель, а вот взгляды его для меня неприемлемые и дикие. Но это же не надпись на граните, это мнение не навсегда. Оно может поменяться. Он и Майя Кучерская нравятся мне больше других в относительно молодом поколении авторов. А что касается революционных взглядов Прилепина, да и не только его одного – революционные взгляды часто встречаются среди писателей моложе тридцати пяти лет, – то следует вспомнить известную максиму: «У того, кто смолоду не бунтовал, нет сердца, а у того, кто бунтует в старости, нет ума». И я в молодости бунтовал – ну, конечно, не так, как Прилепин. Ведь время было другое, тогда за такой бунт немедленно оказался бы в психушке или лагере. Но я все равно не принимал ту действительность категорически. Впрочем, ту действительность я и теперь проклинаю. А Прилепин вполне открыто не принимает нынешнюю действительность, и это – нормально. Он той жизни, в 60–80-х, толком не видел, не испытал наших проблем, например, он не пытался тогда опубликоваться. Думаю, когда он доживет до моих лет, тоже успокоится.

– В России всегда есть против кого бунтовать: царь, Ленин, Сталин...

– Попробовали бы вы против Сталина бунтовать… Ленин – настоящий антихрист. Сталин – выдающийся, гигантского масштаба уголовник. Никита Сергеевич – абсолютно трагическая, на мой взгляд, шекспировская фигура. А что касается Брежнева – вы знаете, это сначала был обычный такой член политбюро, как всякий член политбюро – довольно хитрый. Он так проскользнул во власть без мыла. А к концу это был просто несчастный, беспомощный старик, но тоже очень хитрый старик: умудрился просуществовать 18 лет без катаклизмов больших, все было тихо – то есть и для страны оказался не очень вредным. Не худшая фигура заката империи. Андропов мне казался персонажем анекдотическим, начиная с шутки, что Леонид Ильич был на батарейках, а Андропов от сети, и кончая его борьбой за дисциплину с ловлей прогульщиков в банях и его стихами. Но это он кровью Венгрию залил в пятьдесят шестом году, он диссидентов душил, так что анекдоты анекдотами, а на Лубянке он не случайный человек был. Ельцин – историческая личность, особого склада революционер. Он, собственно, завершил буржуазную революцию, которая началась в феврале семнадцатого года. Потом она надолго прервалась, а потом он ее завершил. Что касается Горбачева, Путина и Медведева, то о них, с вашего позволения, я говорить не буду – они, желаю им здоровья, живы, не время подводить итоги.

– Вы являетесь лауреатом премии «Большая книга» сезона 2005–2006 годов. Какое значение имела для вас эта награда?

– Премии имеют огромное значение в жизни любого автора. Это единственная значительная форма профессиональной оценки. Когда речь идет о серьезной литературе, оценки массового потребителя и коллег сильно расходятся. И для меня важнее вторые.

– Какие планы на будущее? Новые романы, может, пьесы?

– Я уже сказал о книге «Аксенов». Мы ее сдали весной, а сейчас – тоже вдвоем с Евгением Поповым притерлись, да и по жизни, как теперь говорят, мы дружим – так вот, тоже вдвоем написали пьесу о жизни Ломоносова. Осенью исполняется триста лет ему, Архангельский театр собирается пьесу поставить… Оказался фигурой интереснейшей, ничего общего с благообразным персонажем на картинке из школьного учебника. Такой типично русский талант есенинского склада… Интересно.