Кто на новенького?

В России ходячими мертвецами можно удивить только откровенных неучей, которые понятия не имеют о Гоголе, его «Вие» и «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Те, кто пообразованнее, помнят, что они дважды появлялись и у великого писателя земли русской Льва Толстого – в романе «Живой труп» и в рассказе «История лошади», где есть знаменитая фраза: «Ходившее по свету, евшее и пившее мертвое тело Серпуховского убрали в землю гораздо после».

После просто живых трупов на нашей многострадальной земле появился вечно живой труп, с которым до сих пор можно повидаться в Мавзолее на Красной площади. Неудивительно, что в последние годы жизни Советского Союза ходячие трупы появились и в отечественном кино – естественно, подпольном. Течение это называлось «некрореализмом» и было основано питерцами Андреем Мертвым и Евгением Юфитом (согласно одному из оккультных учений, термин «юфит» означает «ни живой, ни мертвый»), персонажи нынешних фильмов которого сохранили родовое сходство с мертвяками. Впрочем, погоду на ниве подобной мрачноватой «фантастики» сегодня делают все-таки не россияне, а американцы.

Живой классик жанра «хоррор» Джордж Ромеро, кстати, знает о российских некрореалистах. Он не раз смотрел их фильмы на ежегодном американо-российском семинаре в Питсбурге и даже почтил своим присутствием доклад двух американских аспирантов «Некрореализм в советском кино».

Ромеро заслуженно считается основоположником мертвецкого жанра – именно он вывел новый вид не живых и не мертвых существ – мертвяков, трупаков, ходунов или «гулов», являющихся чем-то средним между зомби, вампирами и просто каннибалами. Сегодня мало кто из киноманов не знает, что ходуны сами собой (а не по чужой воле, как зомби) выходят из могил в полуразложенном виде и потом шатаются по земле, поедая людей и превращая укушенных в себе подобных.

Впрочем, одним этим изобретением роль Ромеро в современной истории кино не ограничивается. Ведь помимо некрофильско-каннибальских, в его творчестве есть и социальные мотивы – антирасистские, антипотребительские и даже антиутопические... но все они по-детски наивны. Сегодняшний 65-летний Ромеро в душе остается таким же 14-летним пацаном, как, впрочем, и Стивен Спилберг. Этим прежде всего и объясняется всемирный успех их страшилок.

Социальный уклон заметен и в «Земле мертвых». Насколько можно понять, теперь ходунами режиссер заселил практически всю Америку – лишь где-то на Севере остались пустынные территории. Выжившие люди стеклись в один город, отгородились от трупаков колючей проволокой под напряжением и время от времени совершают вылазки в окрестные брошенные магазины. В городе царит вопиющее неравенство – кучка состоятельных людей по главе с неким богатеем (Деннис Хоппер) живет в сияющем огнями дворце-небоскребе, весьма напоминающем московские обиталища новых русских, а народ влачит жалкое существование в полуразрушенных хибарах без проблеска света.

Эволюцию в новом фильме претерпели и ходуны. Если в «Дне мертвецов» персонаж-экспериментатор предполагал, что они могут обучаться, то в «Земле мертвых» они обнаруживают способность к самоорганизации и при всем своем каннибальстве (на него режиссер не жалеет красок) вызывают что-то вроде сочувствия – особенно, когда беспомощно мычат. Не случайно главный герой в самом конце фильма отказывается в них стрелять – идут, мол, себе и пусть идут, а что людей едят, так им же кушать хочется. Особенно выразителен и почти человечен лидер ходунов – огромный негр с умеренными признаками разложения, почти научившийся обращаться с бензопроводом и автоматом. Есть в картине исполненные революционного духа и прямо-таки эйзенштейновские по силе кадры, где армада мертвецов поднимается из вод и грозно смотрит на ослепительный небоскреб. Чем объясняется изменение режиссерского отношения к ходячим трупам, неизвестно, но напрашивается предположение, что за 37 лет, прошедших с момента выхода первого его фильма, он стал на столько же лет ближе к смерти и научился соболезновать покойным.

Жаль только, что за эти годы он подрастерял часть детскости, хотя так и не повзрослел. Революционная «Ночь живых мертвецов» была настолько цельной картиной, что после принятия изначальной условности («предположим, что мертвые ожили») к ней не возникало никаких вопросов, но к «Земле мертвых» они возникают на каждом шагу и не получают ответа.

Нелепость новой киноконструкции уже в том, что его герои, которые легко вышибают неповоротливым ходунам мозги из револьверов, запросто могли бы расправиться с ними при помощи более сильного оружия. С еще большей легкостью они могли бы предотвратить разрастание популяции трупаков, сжигая тела покойных и рассеивая прах – ведь из пепла, насколько можно судить по сценарию, никто не восстает. Так же несуразно и все остальное – если мертвецы питаются только живыми людьми, они не могут существовать за городскими ограждениями вне контакта с живой плотью, а если люди заперты в городе, где ничего не производится, они быстро опустошат запасы готовых продуктов и начнут пожирать друг друга. Предотвратить подобные придирки могло бы режиссерское чувство юмора, но фильм, несмотря на отдельные гэги, в целом зверски серьезен.

Конечно, Ромеро пытается действовать как иллюзионист, уверенный в том, что у массы зрителей, захваченных ужасами, напрочь отключится способность к осмыслению. Так это или нет, покажет величина падения кассовых сборов фильма во второй уикенд, когда сработает «зрительское радио».