Искусство играть

Знаменитая фраза чеховского Треплева о необходимости «новых форм в искусстве», как и сотню лет назад, оправдывает не только всякого рода декадентскую заумь, но и реально новые формы прорывов молодых художников в другие сферы и виды творчества. Если судить по Биеннале, с современными Треплевыми складывается парадоксальная ситуация: чем более продвинутым и актуальным пытается выглядеть дебютирующий артист, ударяясь, например, в политические темы, тем худший результат появляется на выходе. Точно так же категорически не даются новой смене живопись и фотография.

Из традиционных видов очень неплохо себя чувствуют разве что графика и коллаж. Именно они позволяют выплеснуть спонтанные (еще не обдуманные) эмоции, совместить умения, полученные в Строгановке, с клубным драйвом. Взять хотя бы симпатичную серию Дарьи Усовой «Города». Из глянцевых журнальных вырезок Дарья складывает силуэты Нью-Йорка, Стамбула, Москвы. Получается почти что в духе Лентулова и кубистов начала ХХ века – далеко не новый прием, но по-настоящему изящно. Вообще, когда художник отказывается от умствований и чисто рекламного креатива в пользу сложного визуального образа, это по меньшей мере внушает немалое уважение. Опять же не бог весть какая находка – наложить на икону с архангелом фотографию парашютиста. Но в исполнении Надежды Гонзалес это «небесное воинство» (серия «Иконы») точно не оскорбит ничьих светлых чувств.

Между тем самые интересные открытия возникают, когда, по словам одного из кураторов, приходится без подсказок изобретать художественный язык – выстраивать мир заново. Так, на выстраивании и изобретении миров в прямом смысле слова зиждется создание компьютерных игр. Отдельный зал в музее на Петровке, где разместилась экспозиция Game-Art, стоит многих квадратных метров других проектов. Скажем откровенно – здесь больше обещаний и намерений, чем реальных дел. Апологеты «игрового арта» заявили тему синтетического искусства, когда в компьютерной игре объединяются и архитектура, и живопись, и музыка, и кинематограф, и литература. Однако на выставке ее так и не показали. Остановились на эскизах и скрин-шотах. Вторая идея – создание «созидательных» игр. Таких, где пользователи не крушат и убивают, а выступают в роли художников. Пример – игра «Тургор», в ней игрок раскрашивает разными цветами некий инфернальный мир. В другой игре – Sublustrum, путешествии по подсознанию человека начала ХХ века, якобы имеются эксперименты со звуком. Впрочем, и цвет, и звук в экспозиции утонули в месиве специфических терминов (мест-локаций и т.д.) и геймерских наворотах.

Точно так же, как и game-art, в самом начале пути у нас находится «научное искусство» – science-art. Выставка при Физико-химическом институте имени Карпова «Laboratoria. Опыт 1» должна заложить его основы. Суть затеи в том, чтобы художники работали в тесном сотрудничестве с учеными – черпали у них идеи и образы, а заодно привносили в науку элемент артистизма.

Наибольшее вдохновение новые институтские подопечные получили от столь лелеемых в верхах нанотехнологий. В качестве главного экспоната выступает нанолитографическая копия картины бельгийского сюрреалиста Магритта. Картина уместилась на крошечном чипе. Автор ремейка – художник Мишмаш. Рядом Хаим Сокол создал «портреты» человека на основе цветовых биохимических реакций разных жидкостей в его организме.

В принципе все это очень занятно, но пока производит впечатление натянутости. Именно так гуманитарии пишут рефераты по естественным наукам – быстро сдать, чтобы отстали, не вдаваясь в глубину вопроса. Впрочем, лиха беда начало – возможно, в скором времени художники и впрямь начнут диктовать, какие изменения надо производить на генном уровне, чтобы в итоге возникали произведения искусства.