Posted 10 июня 2017,, 08:10

Published 10 июня 2017,, 08:10

Modified 8 марта, 02:07

Updated 8 марта, 02:07

Татьяна Долгополова: "Надену свои сандалии, пришив к ним по два крыла"

Татьяна Долгополова: "Надену свои сандалии, пришив к ним по два крыла"

10 июня 2017, 08:10
В нашей субботней рубрике "Поэт - о поэтах" Сергей Алиханов представляет сегодня Татьяну Долгополову - поэтессу из Красноярска, чья душа и помыслы глубоки и порой загадочны, как необъятные просторы Сибири.

Татьяна Долгополова родилась в 1970 году, окончила Красноярский педагогический университет. Автор книг стихов: «Зодиакальная болезнь», «Московское время», «Лепта», “От себя”, многочисленных подборок в литературных журналах и альманахах. Стихи Татьяны Долгополовой - на сотнях сайтов в Интернете. Член Союза писателей России...

Творчество Татьяны Долгополовой во многом определяет поэтическую жизнь Красноярска.

Её стихи читал Виктор Астафьев, и в Доме-Музее - в деревне Овсянке, где родился писатель, Татьяна Долгополова работала многие годы, и каждый день проезжала на маршрутном такси - в одну только сторону! - 40 километров.

Летом 2016 года в последнем поэтическом вечере Евгения Евтушенко в Красноярском Дворце спорта читала свои стихи и Татьяна Долгополова. В Москве 3 июня в Квартире-музее Алексея Николаевича Толстого прошел авторский вечер поэта Татьяны Долгополовой, на котором мне посчастливилось присутствовать, и снять видео-фильм - https://youtu.be/hhcN7NZc9XQ Этот вечер организовала Елена - работница музея, почитательница поэта, знакомая с ней еще по учебе в Красноярском Педагогическом университете.

Энергетика Татьяны Долгополовой, которой с избытком хватило бы и на переполненный зрителями зал, её изысканная лирика, поэтическая находчивость и образность возносили нас к суровым сибирским небесам, которые отражались - как мне казалось весь вечер - в бескрайней глади Енисея.

Слушая её стихи, я вспоминал отроги Восточных Саян, которые окаймляют Красноярск, где я работал в Енисейском речном пароходстве в 1983 году.

Я выступал от Красноярска до Игарки - и обратно уже вниз по течению - перед плотогонами, перед экипажами буксиров, перед рабочими лесопилок, в Домах культуры. В Туруханске побывал в избе, где сидели в ссылке товарищи Сталин и Спандарьян.

А в конце сентября по Енисею пошла шуга - мелкие льдинки.

Но каждый день - как причалим к берегу, я бегал вдоль Енисея, и потом бросался, и плавал в ледяной воде.

Прекрасные стихи Татьяны Долгополовой в этот вечер возвратили мне молодость...

После завершающих строф, по Большой Никитской я направился в ЦДЛ, чтобы со знакомыми завсегдатаями в Нижнем буфете поделиться впечатлениями.

На входе никого не было.

Я прошел направо, спустился вниз - дверь оказалась закрытой.

Вроде, еще совсем недавно в ЦДЛ, в субботу, в 7-мь часов во всех буфетах яблоку негде было упасть!

Поднявшись наверх, я встретил охранника, который отлучился ненадолго.

- Куда подевались все поэты? - невольно спросил я его.

- Дом закрыт на лето.

- Но раньше его закрывали только в августе!

- Времена изменились. А вас прошу на выход, - спровадил меня охранник.

Я шел к метро и думал - что такой прекрасный вечер Татьяны Долгополовой надо было провести в Большом зале ЦДЛ.

И зал был бы полон!

Но почему-то, как когда-то предрекал Владимир Маяковский “о работе стихов на Политбюро” никто не докладывает, и докладывать пока не собирается…

И все равно - стихи:

* * *

И поступь неказистая,

И руки нерабочие.

Мне на роду написано...

Да почерк неразборчивый.

* * *

А я опять кому-нибудь поверю.

И пусть опять меня накажет рок.

Кому-нибудь опять открою двери,

И кто-нибудь шагнет через порог.

И мне опять захочется смеяться

Так, чтобы смех по комнате летал.

Чтобы опять под вечер с тем остаться,

Кто так надменно смотрит из зеркал.

* * *

Кто-то там твердил о бескорыстии,

Кто-то там твердил - мне дела нет.

Кто-то там опять в кого-то выстрелил...

Кто погиб? Еще один поэт...

Я увлечена своими мыслями,

Томик к публикации готов.

Кто-то там опять в кого-то выстрелил.

Что вы, нет! Я не пишу стихов!

* * *

Спит сном покойным.

Лучше не клич.

Под головою -Битый кирпич.

Спит на обломках,

Тело в рубцах,

Лунным осколком -

Бледность лица.

Груду развалин

Гладит рукой,

В лунном овале -

Мертвый покой.

Трогать не будем,

Пройдем, не спеша.

А может, разбудим?

А ну-ка: -

Душа-а!

* * *

Я боюсь без тебя.

Я мерзну.

От меня отвернулись звезды.

На меня нашептали ветры.

Я боюсь без тебя.

Где ты?

* * *

Одиноким тощим волком

я тащу свою судьбу

где-то юзом, где-то волоком,

где-то просто — на горбу.

Ощетинясь и ощерясь,

сквозь оскал и сквозь прищур

я кляну ее за серость,

но тащу, тащу, тащу.

Вой в груди надежно спрятан,

в горле заперт горький вздох,

я тащу судьбу упрямо,

как велел мне волчий бог:

через счастье и напасти,

через правду и вранье.

Где-то я устану насмерть.

Где-то выброшу её.

* * *

Мне твой профиль незнаком.

В доме пахнет коньяком.

В доме - облаком густым,

Кисеей - табачный дым.

Звуки ходят стороной -

Душу лечат тишиной.

Все как надо, не кричи:

Восемь роз и три свечи.

* * *

А сложность нашей жизни - в нас самих.

Иисус печален: он опять ничей.

Я, как всегда, своя среди чужих.

Иконы плачут каплями свечей.

* * *

Вот так бы - с вечерним проспектом слиться.

Стать - сумерками, усталостью на ресницах

прохожих.

Стать - тенью, одной из всех, многих -

похожих.

Влиться

В рекламы, вывески, витрины.

От равнодушных глаз,

От мимолетных ласк,

От дум паутины

Освободиться.

От междометий притворных,

Вопросов - ненужных,

ответов -

неполных,

пустых секретов,

откровений.

Мглой фиолетовой вечерней

Стать.

Иль - двориком запущенным,

Качелями старыми в акации цветущей,

Чертой меловой

На тротуаре - белой

линией,

И - в никуда с первым беспутным

ливнем!

* * *

Ю.Чернявской

Мой друг! Мой бард! Грущу: такое время -

Сам черт не брат, и Бог - не господин.

Я все ногой не попадаю в стремя,

Из сотни - шанс не выберу один.

О, время! Сокрушаются кумиры,

И кружит листопад над головой,

Но - спать нельзя, покуда в этом мире

Скучает пудель где-то у пивной.

Нам новых рифм - нацелено иль всуе -

Не отыскать. Открыли все до нас.

Но мы колоду карт перетасуем,

И - непременно - сложиться пасьянс.

* * *

Зодиакальную болезнь пророчит тропик Козерога.

Мне страшно быть с тобой вдвоем, печально-белая дорога.

И нет попутчиков нигде, и хоть бы кто пошел навстречу...

И тишина как в жутком сне звенит в ушах и давит плечи.

* * *

Сейчас. Докурю и встану.

Морщинки смахну с лица.

Надену свои сандалии,

Пришив к ним по два крыла.

Сейчас. Застегну лишь пряжки.

Вот левый немного жмет.

Сейчас, еще две затяжки...

Ну все, мне пора. Вперед.

А там, впереди, - прибой.

Там я остужу рассудок.

Окошко за мной закрой.

И погаси окурок.

* * *

Что сделалось со мной - не знаю.

Самой себя не узнаю.

Я переласканных ласкаю,

Я перекормленных кормлю.

Все чувства в их былой безбрежности

Меняю на одно - пустое.

Моей аукающей нежности

Ни в ком не отыскать постоя.

Я мимо всех дверей распахнутых

Гляжу в зашторенные окна.

Мне в скрипке вместо струн натянуты

Свеченья лунного волокна.

Я чувствую желанье странное,

Больное, сродное печали:

Быть там, где буду нежеланною,

Идти туда, куда не звали.

* * *

Друг друга мучаем разлуками,

Своим капризам потакаем.

Перекликаясь сердца стуками,

Упорно уши затыкаем.

Друг друга мы терзаем встречами,

Не повинуясь чувствам-слугам.

Мы так болеем и так лечим мы -

Друг друга мучая друг другом.

* * *

Ушли последние автобусы.

Куда бы?

Уже завяли гладиолусы -

Октябрь.

Без парусов стоит тоскующий

Корабль.

И первый лед трещит на лужицах -

Октябрь.

Забытой быть, а не заброшенной

Хотя бы.

Уже давно все травы скошены -

Октябрь.

А у меня совсем не ладиться

С судьбою,

И я одна, а мне все кажется -

С тобою.

* * *

Ожидание - дрожь.

Ожидание - слух.

Ожидание - ложь,

Молчащая вслух.

Звуков чьих-то шагов,

Каждым стуком дверей,

Серенадой звонков,

Постоянством ролей

С упоением лжет

Ожидание мне.

И забвенье мое

В этом сладком вранье.

* * *

Артуру

Спи, мой мальчик, сладко-сладко.

Сон прогонит непокой.

Пляшет домовой вприсядку

Там, за кухонной плитой.

Спи, мой мальчик, сладко-сладко.

Скоро сменит карусель

Деревянную лошадку

На потрепанный портфель.

Мир останется загадкой

Очень хитрой, непростой,

То слезой, то шоколадкой,

То опавшею листвой.

Спи.

Метелица шальная

В поздний час сбивает с ног.

Спит Медведица Большая...

Спи, мой мальчик, спи, сынок.

* * *

Я увлеклась.

И как всегда - не в меру.

В который раз!

Обидно, что не в первый.

В колоде карт

Есть непременно туз.

О, месяц март!

О, безрассудный блюз!

* * *

Все. Больше не будут

Шаги твои легки.

Эх, добрые люди,

Злые языки...

* * *

Забываю тебя, забываю

В череде постоянных разлук.

В нашем сквере уже не бываю -

Не могу, не хочу, недосуг.

Шевелю облетевшие листья -

Недалекого холода весть.

Я храню твои нежные письма,

Только сил не найду -

перечесть.

* * *

А наша связь - тщета, условность.

Поверь, что рядом не пойдут

Моя роскошная бездомность

И твой бессмысленный уют.

И ощущает безысходность

И приступ судорог немых

Моя немыслимая стройность

В твоих объятиях стальных.

Нас разделяет - только малость,

Ничто, как будто пустота -

Моя отчаянная жалость

К твоим удачам и мечтам.

* * *

От выпитого коньяка,

Мадонна, образ ваш нечеткий.

Перебирали вы в руках

Мои сомнения, как четки.

Мне чудится, что вы бледны,

И взгляд как будто бы печален.

И вы не слышите, увы,

Прощальных нот в моем молчанье.

* * *

Мы спускаемся к спящей реке.

В душах - скука.

Ты висишь у меня на руке,

Будто сумка.

Синий снег, мост застыл вдалеке

Над водою.

Мне б хотелось идти налегке,

Не с тобою.

Огоньки загорелись окрест.

Спотыкаюсь.

Я сама себе выбрала крест,

Вот и маюсь.

* * *

Фиолетовый смех

В безотрадно-овальном городе.

Город нем. Только смех

Фиолетов, как стая ночей,

Неуемен и смел,

Мнет тревогу слепых подворотен,

Сумасшедше стучится

в проемы лиловых дверей.

Фиолетовый смех

Рассыпается мелким бисером

По камням мостовой

Под неоновый свет фонарей.

Фиолетовый смех...

Он подобен ракетным выстрелам.

Только кто и зачем

в час тоски закатил фейерверк?

***

Разбежка —

и спокойный взлет.

Я — пешка.

Я иду вперед.

Мой путь,

я знаю, предрешён.

И пусть!

Я лезу на рожон.

Мне мешкать

титул не дает:

я — пешка.

Я иду вперед.

И кто-то

за спиной грубит:

«Эй, пешка!

Вам грозит гамбит!»

Усмешка —

и упрямый взгляд,

я — пешка.

Мне нельзя назад.

***

Пусть покажется кому-то

нереальной эта встреча:

за моим окошком – утро.

за твоим окошком – вечер.

Относитесь проще к чуду,

ведь оно всегда не ново:

для меня – приправа к блюду,

для тебя – венок лавровый.

Опрокинем одним махом

одинаковую дозу:

мой коктейль – вода и сахар.

твой коктейль – вино и слёзы.

***

Перед сном больше думать не о чем.

В голове одни только мелочи.

Ни с тобою, ни в одиночестве править миром мне больше не хочется.

И совсем не хочу украдкою доставать из памяти сладкое.

Всё обдумано, перемечтано.

Перед сном больше делать нечего.

***

Не познал он домашний уют.

Он полжизни мотался по свету.

И когда ещё люди найдут

его письма, лежащие где-то.

По карманам полно мелочей:

зажигалка, билет на маршрутку…

Только не было связки ключей

в его старенькой кожаной куртке.

* * *

Я засиделась здесь не слишком ли?

Или еще в дорогу рано?

Мне этот город жмет под мышками,

а я ношу его упрямо.

А я ношу его из бедности,

и мне нисколечко не стыдно.

А я ношу его из вредности,

из детского максимализма.

А я ношу его из жалости —

куда он без меня? На свалку.

А я ношу его из шалости

навыпуск.

И хожу вразвалку,

как будто нет иной планиды мне,

чем город со следами штопки,

с названьем тряпочно-корридовым

да с вечной башнею на сопке.

* * *

Говорят, что такого дождя

никогда не бывало на свете.

Небо, верно, решило залить эту Землю совсем.

А мы с тобой ходим, взявшись за руки,

как малые дети,

и напоминаем ожившую букву "М".

Мы — плавучая станция метро.

Единственная в мире.

Мы — станция, которой нет ни в одной схеме.

Но люди входят в нас свободно и легко,

держа сумки с кефиром,

люди входят в нас вместе с деревьями, дождем и небом,

с непарадными парадными,

шифрами их секретными,

с бродячими собаками, с витринами

в шелке и штофе,

с рекламными плакатами,

с дымком голубым сигаретным,

с вишневым морожеными черным горячим кофе.

А после — выходят,

кому где нужно,

кому где удобно,

и оставляют легкие запахи

воспоминаний,

тонкое эхо имен,

адреса всех бездомных,

рукопожатия встречи плечепожатия расставаний.

Люди идут —деловиты, умны и красивы —

и проходят насквозь

коридорами будничных фраз.

Люди идут, и огромное им спасибо

за короткий пронзительный миг

пребывания в нас.

"