Трагедия стряпухи Феклы

«Мавра» Игоря Стравинского создана в 1922 году. Борис Кохно, секретарь Сергея Дягилева (а именно для его антрепризы композитор создавал получасовую партитуру), написал текст по Пушкину. Эстеты, окружавшие Сергея Павловича, восхитились. Но публика (как часто бывало на дягилевских спектаклях) на премьере не радовалась, хотя Стравинский в данном случае не поражал слушателей заумными «додекафониями». Наоборот, сочиняя оперу-водевиль, он использовал самые что ни на есть привычные элементы: мещанские городские романсы, отзвуки романтических опер от Глинки до Чайковского, сладкую оперную Италию, русские народные песни и разудалую «цыганщину». Видимо, зрителей смутило, что разнокалиберное месиво wпомещено в оперный контекст, влито в один флакон и перемешано с вызывающей непринужденностью. Как бы то ни было, «Мавру» ждала не особо радостная театральная судьба, хотя в последние полвека все изменилось. Шутку Стравинского охотно ставят и не менее охотно слушают: эпоха постмодернизма, с ее страстью к коллажам и цитатам, признала «Мавру» своим предшественником.

Михаил Кисляров взглянул на фабулу и музыку как бы глазами поэта. Но не забронзовевшего классика, которого изучают в школе, а Пушкина-эксцентрика, красочно описанного Андреем Синявским и Даниилом Хармсом. Грим оперного Пушкина в спектакле словно взят из строк Синявского «сплошное популярное пятно с бакенбардами», а гаерное поведение – с хармсовских описаний драки поэта с Гоголем. История гусара-Мавры – пушкинский сон: в начале спектакля поэт лежит, свернувшись калачиком на кровати, а на заднике переливается всеми красками пушкинский «авангардный» портрет, словно собранный из кусочков. Кровать по ходу дела преобразуется в кухню, и Пушкин, с разгулявшимся озорным воображением, декламирует стихи, так же лихо размахивая огромной ложкой, как манипулируют утварью по-клоунски одетые (о, эти чулки в крупный горошек!) Параша, Мать и Соседка. Оркестр под управлением Геннадия Рождественского громко подчеркивал, что пушкинская история, как и звуки Стравинского, – плод возвышенной несерьезности, отличающей гения от педанта. А солисты Камерного музыкального театра с видимым удовольствием играли в комическую оперу ХХ века, сверкая свекольно размалеванными щеками и смешивая любовные дуэты о «нежном Купидоне» с высокой трагедией о кончине стряпухи Феклы.