Posted 9 апреля 2009,, 20:00
Published 9 апреля 2009,, 20:00
Modified 8 марта, 07:30
Updated 8 марта, 07:30
Евгений Гришковец:
– Писатель, драматург, режиссер, актер, музыкант – легко ли вам переключаться с одного вида творческой деятельности на другую?
– Непросто. Вот сейчас я работаю над новым спектаклем, а спектаклей я не делал давно. И если переход к писательству от сугубо театральной деятельности был в свое время очень сложен, то обратный процесс – возврат на родную сцену – оказался еще более сложным. Театральная деятельность связана с работой с людьми, с управлением ими, а писательский труд иной и очень счастливый – сидишь себе в одиночку и пишешь. Поэтому многое в театре меня сейчас раздражает, мешает, сердит. Надо успокоиться, чтобы вспомнить, как это делается. С музыкой проще: я же не музыкант, создавать музыку никогда не учился и не научусь. Выступления с группой для меня – скорее некое творческое удовольствие. К тому же я все время слушаю музыку, часто хожу на разные концерты, и для меня это естественное продолжение способа существования.
– У вас довольно много автобиографичных, документальных произведений. Вас не пугает, что многие читатели ассоциируют вас с вашими героями?
– У меня их не так много на самом деле. Есть спектакль «Как я съел собаку», который можно назвать биографичным отчасти, поскольку факт службы на флоте имеет ко мне отношение. Есть повесть «Реки», в которой также есть некая лирическая автобиография, есть совершенно документальная по точности книга «Следы на мне». Собственно, и все.
– А новая книга «Год жжизни» по мотивам вашего жизнеописания в блоге?
– Все-таки, это не литературное произведение, а редактированная публикация моего интернет-дневника, который как книга изначально не писался. К тому же у меня довольно много других спектаклей и литературных работ, которые не имеют никакого отношения к биографии. Однако публика ассоциирует меня с моим героем – это факт. Особенно в театре. И объяснять им, что главные персонажи спектаклей «Одновременно», «Дредноуты» или, например, «Планета» это разные люди, бесполезно. Они все равно будут полагать, что на сцене – просто Гришковец. Дистанцию между мной и персонажем многие не хотят видеть. И я их, честно говоря, не разубеждаю. Мне-то как профессиональному литератору и театральному деятелю разница эта ясна априори. Но больше сложностей, пожалуй, не с этим, а с восприятием моих книг людьми, которые сначала видели меня на сцене. Все они говорят о том, что, когда читают мои книги, то слышат мою интонацию, мой голос. Вот это неправильно – текст книги должен звучать голосом того человека, который ее читает. Но тут уж ничего не поделаешь, остается принимать как данность.
– Слышала, что вы пишете обычно от руки. «Посты» в свой ЖЖ-блог надиктовываете? Что вообще подвигло вас на ведение интернет-дневника и почему вы решили его опубликовать?
– Меня убедили знакомые и друзья. Признаться, сам я всеми силами упирался. Мне казалось, это будет похоже на ведение колонки в газетах. А это я уже пробовал, и особенного интереса подобная деятельность у меня не вызвала. К тому же тут предполагалась какая-то регулярность – подобные вещи меня быстро утомляют. К примеру, программа на СТС, которую я делал, одно время меня увлекала, а потом, через год, примерно, наскучила из-за своей регулярности и потребности ежедневного обращения к этому виду деятельности. Я иссяк, нужно уже было высасывать какие-то темы из пальца. Блог, думал, постигнет та же участь. Но нет, я так увлекся, почувствовал, что могу поднимать любые темы, задавать вопросы и получать на них ответы. Могу стремительно реагировать на то, что происходит в сегодняшней жизни, в пространстве. И еще – особенно со стремительным накоплением аудитории – я почувствовал, что это точно кому-то надо. Потому что я не понимал, нужно было кому или нет то, что выходило по телевизору и в газете. А тут – совершенно конкретные люди, совершенно отчетливый адрес аудитории. В этом было много приятного азарта, почти спортивного. Потом это вошло в мое повседневное существование: я каждый день думал, что вот мне было бы интересно обсудить этот вопрос, поговорить на ту тему. Очень хорошо, что я не умею печатать сам, потому что некоторые комментарии вызывают такую бурную реакцию – хочется ответить немедленно, вступить в полемику. Этот непреодолимый барьер дает мне возможность не тратить на блог значительно больше своего времени, чем я это делаю, не уходить туда с головой.
– С момента выхода «Года жжизни», должно быть, накопилось впечатлений еще на целую книгу?
– Меня, кстати, часто спрашивают, не жалко ли выплескивать впечатления на страницы своего дневника: «Вы могли бы их как-то осмыслить потом и включить в спектакль», – говорят мне. Думаю, повседневное в спектакли или книги все равно не попадает. Попадает лишь то, что долго отстаивается и имеет совершенно другой масштаб осмысления. Я был уверен, что книги этой не будет никогда. Но в издательстве, не спросив меня, самостоятельно сделали редактуру части текста, распечатали и дали мне почитать, предложив, если понравится, сделать из этого полноценное бумажное издание. Я понял, что это можно читать, и согласился. Но это, повторюсь, была не моя идея, а книгоиздателей. Так что о книжном варианте блога, ведя его, я думаю меньше всего.
– Когда ваши пьесы выходят в постановке других режиссеров, вносите ли вы во время подготовительного процесса свои коррективы в будущий проект?
– Я не присутствую на репетициях и не должен – я там лишний. Пьеса – это одно, а спектакль – совершенно другое произведение. Спектакль принадлежит только режиссеру. Я это очень хорошо понимаю и уважаю такую позицию. Режиссер за все отвечает, поэтому он должен быть полностью самостоятельным. Даже если у него в ходе работы возникают какие-то вопросы, я на них не стану отвечать.
– Вы только приходите на премьеру?
– Да, и в ситуации с новой пьесой «Дом» будет именно так.
– Вы часто ездите с фестивалями и гастролями в Европу, Америку...
– В Америке я был всего однажды. А в Европу езжу, действительно, часто, есть уже проторенные маршруты.
– Появилась ли у вас там какая-то определенная, своя публика? И не складывается ли у вас ощущения, что для иностранных, нерусскоговорящих зрителей, вы больше – русская экзотика, как и другие художники?
– Нет, ну что вы. Там давно переведено много моих книг. Какая же я экзотика? Я же не Коляда и не Балабанов. Надо понимать, что у русского художника, автора, писателя, театрального деятеля при въезде в Европу должна быть очень простая ответственность: если ты везешь туда фильм или пьесу, связанную с серьезными, сложными измышлениями, не надо думать, что тебя поймут. Они ощущают все буквально, документально: «Ой, какой ужас, значит, вот так там они живут?!» Смотря фильм Балабанова «Груз 200», они полагают, что мы так живем, жили и будем жить. Для них совершенно не важно, что это другая эпоха, что Балабанов – своеобразный художник, у которого есть своя темная, жуткая сторона сознания. Точно так же они относятся и к фильму Вани Вырыпаева «Эйфория». А у меня какая экзотика? В спектакле «Дредноуты», где я рассказываю об истории сражения между англичанами и немцами, ее нет. Да, они называют меня русским Вуди Алленом, это есть – так и пишут на афишах.
– Вы считаете это некоей «заманухой» для зрителя? И еще: вам лестно подобное сравнение?
– Думаю, им просто необходимо соотнести что-то с чем-то для того, чтобы успокоиться и поставить это в некий ряд. Такое сравнение имеет свои справедливые и несправедливые аспекты. Ну, и нормально, и пусть сравнивают.
– Ваша жена помогает вашему общению в виртуальном мире, прежде принимала участие в ваших спектаклях и проектах. А вот когда появляются новые произведения, она становится вашим первым критиком?
– Первый и главный критик – это я сам. Она может быть первым слушателем, читателем, ее мнение мне бесконечно важно. Ее комментарий может коснуться какой-то детали. Если что-то ей покажется непонятным, я пересмотрю текст и подумаю над ним снова. Но все вопросы у меня возникают только к самому себе.
– Не так давно вы записали кавер-версию песни «Первый снег» группы «Моральный кодекс», а до этого была очень удачная совместная работа с Brainstorm – «На заре». Как вы относитесь к каверам и переработкам, имея в виду их приложение для любого вида искусства, не только музыки?
– Очень хорошо и с большим вниманием. Любые кавер-версии, переложения, новые переосмысления – всегда проявление любви. Человек переделывает то, что сильно любит. То есть поет не так как предложено, а воспроизводит то, что звучит внутри в связи с тем, что слышал и любил. Я называю это высшей формой караоке. Лично у меня есть множество песен, которые я хотел бы подобным образом переработать. К примеру, я люблю какую-то песню, а куплет или отдельные слова в ней мне не нравятся, кажутся бессмысленными, но что-то другое в ней страшно цепляет – я нахожу в этой песне свои смыслы и озвучиваю их. Я бы очень хотел сделать подобным образом «Дельфины» «Мумий Тролля»: куплет как раз мне там абсолютно непонятен, но в припеве с этим «тонешь, тонешь – не потонешь» есть столько смыслов...
– Еще одна из ваших последних композиций, Crisis Party – новая версия вашей же песни «Частная вечеринка». А испытываете ли вы влияние кризиса на себе?
– Разумеется. Но не так сильно, наверное, как те люди, которые занимаются корпоративными выступлениями и снимают сериалы – их это коснулось в большей степени. Меня же, скорее, в виде общих настроений, роста цен. Я как получал определенный гонорар с каждой проданной книжки, так и получаю, эта сумма не была индексирована.
– А с театральными гастролями проблем не возникает?
– Вроде нет. График выступлений расписан надолго вперед. Спектакли же у меня не так дорого стоят, и цены на них мы не повышали.
– А люди, у которых вы арендуете залы, не повышают ли уровень своих запросов, прикрываясь разговорами о кризисе?
– Повышают. Что странно: кругом – кризис, а они хотят сохранить привычный для себя уровень дохода. Это же глупо. Все равно что на улице зима, а я ее не замечаю, пойду гулять в трусах и в майке, потому что вот так я люблю ходить. Но даже если мне будут платить в три раза меньше денег, я все равно буду играть спектакли и писать книги, потому что я люблю это делать. Конечно, я же не дурак и хотел бы, чтобы мне платили больше, но я принял твердое решение, что цены на книги и выступления мы не будем повышать. И теперь придерживаюсь его. А за счет кого повышать цены-то?! За счет людей, у которых точно так же, как и у меня, понизились доходы, а некоторых вообще уволили?! Надо просто быть немного спокойнее. Не надо относиться к кризису как к серьезному стихийному бедствию, причин которого, сколько мне ни объясняли, я так и не понял. Мне также, кстати, не было понятно всеобщее разухабистое барство, которое процветало до кризиса. Единственное, чему можно порадоваться во всей этой ситуации, это тому, что многим людям она вернула ощущение реальности. То, что творили некоторые, было запредельно и безобразно – так просто нельзя жить. А люди, которые занимались выпуском сериального мыла и совершенно идиотских телевизионных проектов, артисты, зарабатывавшие невероятные деньги на корпоративах, может, теперь какие-нибудь песни напишут, сделают новые спектакли. Возможно, они опомнятся и скажут: «Ой, а я же когда-то был хорошим композитором, неплохим певцом, что-то я года четыре уже песен не пишу – все на похоронах да свадьбах».
– А у вас были планы, реализовать которые помешал кризис?
– Были. И теперь придется от них отказаться. Ну и ладно. У меня в жизни сейчас очень интересный период, мне интересно жить и некогда всерьез беспокоиться по поводу кризиса.