Гримасы «Мертвых душ»

История постановок поэмы Гоголя в русском театре ХХ века насчитывает много знаменитых имен и ни одной удачи. Заколдованным магнитом «Мертвые души» фатально тянули самых замечательных режиссеров оседлать знаменитую птицу-тройку. Но целостного и сценически убедительного прочтения не удалось дать ни Станиславскому, ни Эфросу, ни Любимову, ни Фоменко. Хотя от каждого прикосновения к тексту и оставались блестки актерских удач или художественные прозрения.

От нынешней мхатовской постановки явно останется сценография Сергея Бархина. На авансцене выстроены стены, на которых после ободранной штукатурки видна дранка и остались массивные деревянные двери. После первой картины Чичикова с секретарем стены разъезжаются, открывая более дальний план: комнату Ноздрева. Потом следующий план – гостиная Собакевича. И так, с постепенным сужением перспективы, выстраивается панорама планов, завершающаяся каким-то невероятным сеновалом, где живые лошади жуют сено. Ритмичное, смысловое, очень игровое пространство явно предназначено для крупного спектакля, каковым «Похождение»... не стало. Напугали ли неудачи предшественников Миндаугаса Карбаускиса или, наоборот, раззадорили – вопрос открытый. Но он явно решил идти «другим путем», не задаваясь задачей «дать всего Гоголя».

При обращении к тяжелой штанге перед желающим ее поднять открываются две возможности. Можно подкачать мускулы и, напрягшись изо всех сил, попытать счастья, положившись на себя и на удачу. А можно облегчить штангу и поднять ее безо всяких хлопот. В подходе к классическому произведению рецепты те же. Либо самому тянуться до классика, либо классика «спустить» до себя. В пользующимся громадным зрительским спросом «Тартюфе», поставленном Ниной Чусовой в прошлом сезоне, МХТ опробовал второй путь. В «Похождении» Карбаускис путь «облегчения классики» продолжил.

Все реплики «Мертвых душ» разложены на ужимки, жесты, прыжки, гримасы. Юмор навязчив и незамысловат. Вот здоровенный и очень высокий слуга нависает над маленьким Павлом Ивановичем Чичиковым. Здесь смешно ходят, смешно сидят, говорят, то шепелявя, то присвистывая. Режиссер выстраивает скрупулезную партитуру самых разнообразных трюков. Буквально каждое слово персонажей сопровождается какой-нибудь занятной фенечкой. Вот Манилов – Алексей Усольцев сольется с женой в пятиминутном поцелуе прямо посередь реплики. Вот Плюшкин – Олег Табаков шикарным жестом продемонстрирует халат, подаренный дочерью, накинув на себя нечто совсем не по размеру и невообразимое по форме. То Ноздрев – Дмитрий Куличков, играя в шашки, уляжется поперек ручек кресла и так в горизонтально положении зависнет над доской. То Чичиков – Сергей Безруков засеменит, комически пригнется или встанет на цыпочки, скорчит уж совсем богопротивную или умильную рожу. Красуясь, снимет чуть великоватый картуз, вскинет набриолиненную голову и с чувством подмигнет в зрительный зал: о как! Актер демонстрирует прекрасную физическую подготовку: то, как заправский гимнаст, буквально взлетит над стулом, то совершит кувырок, то отчебучит антраша, прищелкнув каблуками. Все это к полной радости зрительного зала, вдруг открывшего для себя, что «Мертвые души», оказывается, не слишком отличаются от передачи «Городок» ни типом юмора, ни глубиной мысли.

«Похождение» построено как цепь сменяющих друг друга анекдотов. От Гоголя остались небольшие островки с некоторым количеством забавных словечек. Предвидя неизбежное утомление от однообразия приемов, постановщик в преддверии финала наносит публике сильный удар, выводя на сцену натуральных лошадей. Видимо, делается это для доказательной иллюстрации слов основателя МХТ Владимира Немировича-Данченко: животное на сцене может отвлечь публику от многих несуразностей постановки. Мирно жующие сено лошади, такие реальные рядом с костюмированными персонажами, весьма напоминающими ряженых, укоризненно смотрят в зрительный зал.

Устав от собственных героев, режиссер в финале укладывает их спать. И во вновь открывшейся панораме мы увидим мирно спящую Русь-Лукоморье. И напрасно пытаться разгадать, что сей сон значил.