Процесс пошел

И все же среди переложений конкретных романов и рассказов встречаются такие произведения, которые развивают, углубляют темы Франца Кафки. Самая парадоксальная в этом плане вещь и одна из самых ранних на выставке – «Любовь» Бориса Свешникова 1950-х годов. Немолодая пара на фоне пейзажа, словно заимствованного у мастеров «дунайской школы» XVI века – но в облике, в поворотах голов, в контрасте холодной природы и людской остолбенелости прорываются безысходность и одиночество с мрачных страниц Гоголя или Достоевского, плюс, конечно, чувства советского маргинала. Страшно выглядят персонажи из 1970-х Георгия Щетинина – босхианские типажи, то ли зэки, то ли обитатели психиатрической клиники, где оказывались и многие неофициальные художники. И вот на контрасте – звучные, почти праздничные карандашные зарисовки Павла Шевелева («Рисунки по делу», 2005 год). Здесь они поданы как метафора любого суда (как известно, во время разбирательства нельзя делать фото, можно только рисовать). Но если знать, что художник запечатлел процесс над Ходорковским, становится понятным мрачная ирония устроителей выставки. Знаменитая сентенция Вагрича Бахчаняна – «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» – приобрела новое звучание в 2000-х.

Понятно, что ожидать от «Кафки» каких-то позитивных эмоций вряд ли стоит. Даже любовь тут с бесконечной болью и надрывом. Лишь одна приятная вещь отмечена устроителями – сам Франц Кафка не дожил до настоящего торжества тоталитарных режимов. Впрочем, от этого ему не легче: «Он внутри себя взрастил и исследовал грядущие социально-политические модели. Весь абсурд и вся фантасмагория происходили из обыденной повседневности – из отчужденности в семье, из сословных и религиозных границ, от ритуалов». Почти все нонконформисты только этим и занимались.