Двадцать четыре плюс икс

Общей бедой всех утопий был недостаток логики – представляя себе идеальный строй, его воодушевленные приверженцы не обращали внимания на его оборотную сторону. Так, живописуя прелести коммунистического распределения, основоположники марксизма в упор не видели, что оно влечет за собой абсолютный произвол тех, кто занимается этим распределением.

В марксистской экономической теории крылатое выражение Бенджамена Франклина «время – деньги» получило теоретическое обоснование: стоимость товара, по Марксу, определялась средним рабочим временем, затраченным на его производство, и получалось так, что пролетарии всех стран буквально отдают жизнь за производимые ими товары.

В общем, даже удивительно, что до Никкола никому не пришло в голову подставить во франклиновское уравнение время вместо денег и реализовать на экране построенный на этом мир, в котором время является единственной валютой. Вместе с тем вполне объяснимо, что такая мысль осенила кого-то именно сейчас, когда омоложение становится индустрией, а генетика подобралась к биомеханизмам старения, и впереди забрезжила возможность неограниченного продления жизни. Естественно, за деньги – кто больше наживет, тот дольше проживет.

В никколовской антиутопии люди живут до 24 лет, после чего перестают стареть, но вынуждены зарабатывать на дополнительное время жизни. У каждого на запястье – подкожные часы с обратным отсчетом, показывающие, сколько тебе осталось. Время истекло – умираешь, где стоял. Выполнил рабочую норму, сунул руку в кассовый аппарат – получил вместо денег порцию времени. Выпил пива – отдал пять минут, съел обед – минус полчаса, купил машину – потерял год жизни. Накрыл рукой чью-то руку – можешь скачать чужое время, дал накрыть – вынужден отдать свое. Предложение «уделите мне час времени» приобретает несколько иной смысл, армрестлинг превращается в таймрестлинг, да и жаловаться на отнятое время приходится туда же, куда нам приходится жаловаться на отнятые деньги. Мир разделен на временные зоны: в высшей те, у кого на запястье накопилось больше тысячи лет, а в нижней люди буквально живут одним днем. Словом, сплошные материализованные метафоры и немалая режиссерская изобретательность в их визуализации.

С другой стороны, Никкол настолько увлечен мысленной игрой со временем, что ему недосуг толком продумать конструкцию предкамерного мира и конструкцию самого фильма. Если возмущенный всеобщей несправедливостью бедняк, которому попавший в прол-зону богач подарил кучу времени, проникает наверх и похищает дочку временного (ударение сразу на «е» и на «о») миллионера, то ясно как божий день, что дело продолжится голливудской погоней (впрочем, довольно невзрачной) и кончится уничтожением существующего строя. Или, учитывая американскую ментальность, такой революцией, которую совершат не эксплуатируемые массы, а парочка героев, взломавших банк Времени и раздавших его народу. Что последует за этим, с позволения сказать, хеппи-эндом, автор не задумывается. По общему принципу массового восприятия: что дано в финале, то навсегда.

Такими же пробелами зияет весь никколовский сказ о Времени. Ведь если операция перекачки времени так проста, а «стражей Времени» так мало, как показано на экране, то жизнь неизбежно превратится во всеобщий таймрестлинг без правил, т.е. насильственный отъем времени, – причем те, у кого оно кончается, должны рвать его с силой, обратно пропорциональной остатку. Между тем на экране умирающие мирно выклянчивают минуточку и царит порядок, нарушаемый лишь отдельными плохими парнями. И это еще не все: если с концом обратного отсчета наступает смерть – значит, в каждом человеке заложено смертоносное устройство с таймером. Однако неизвестно, врожденно оно или вставлено после рождения, хотя от этого зависит представление об устройстве выдуманного Никколом общества. Если таймер вмонтирован – значит, строй образовался именно вследствие предшествующей «марксистской» революции, заменившей деньги временем. Порочный круг, да и только.

Все это, вместе взятое, поставило фильм в двойственное положение. Для тех, кто ходит в кино за сильными ощущениями, в нем маловато драйва, а тем, кого привлекает режиссерская мысль, не хватает продуманности. А значит, после просмотра у зрителя может возникнуть главный вопрос – стоило ли его оплачивать суммой затраченных на нее денег и времени?