Шут на троне

История самой пьесы не менее интригующая, чем ее сюжет. Злободневную драму австрийца Рудольфа Лотара незадолго до октябрьского переворота обнаружил Александр Таиров и сразу же попытался поставить ее на сцене Камерного театра, пьесу дальше цензоров не пустили. Однако власть переменилась, и в ноябре 1917-го Таиров даже сыграл премьеру, которую тут же и запретили. Текст пьесы в архиве нынешнего Театра имени Пушкина не сохранился, Виктюк обнаружил папку с шестью вариантами перевода в недрах Петербургской театральной библиотеки, на папке красным карандашом было начертано слово «нет». С тех пор пьеса пролежала «на полке» 93 года, но нисколько не устарела.

Наследник умирающего короля пытается соблазнить придворную актрису Коломбину, влюбленный в нее Арлекин в приступе ревности убивает принца. Пытаясь скрыть преступление и избежать виселицы, Арлекин примеряет на себя роль наследника престола и после смерти короля занимает его место, заявив придворным, что случайно убил распоясавшегося лицедея. Коломбина скорбит о гибели возлюбленного и вынашивает планы мести его убийце. Король-Арлекин тем временем наслаждается властью: выигрывает сражения, произносит речи, упивается народной любовью. Однако довольно скоро понимает, что королевский трон и королевская мантия – всего лишь декорация, и верховной властью на самом деле обладает совсем другой человек, серый кардинал Танкред, а Король в этой закулисной игре – всего лишь кукла, марионетка, комедиант, исполняющий чужую волю и произносящий чужие тексты.

Круг замыкается: под сорванной маской оказывается другая маска, под ней – еще одна, потом еще одна – и так до бесконечности. Народ Лотара мало чем отличается от народа Пушкина – он отдается любой власти с каким-то мазохистским наслаждением, обманывается и падает на колени перед новым правителем, с той же страстью целуя его ноги. Арлекин поражен своим открытием: если обмануть публику в театре невозможно, то целый народ готов быть обманутым с легкостью.

Спектакль стремителен как цирковое представление – головокружительные трюки и клоунские гэги сменяют друг друга с бешеной скоростью, зрительный зал через какое-то время впадает в ступор, парализованный столь непривычным и совершенным зрелищем. Актеры Виктюка абсолютно универсальны: они легко управляются с ходулями, кувыркаются под куполом сцены без всяких страховок, выстраиваются в диковинные пирамиды и виртуозно танцуют то степ, то брейк-данс, то тарантеллу. При этом они остаются драматическими актерами, а не говорящими эквилибристами, воздушными гимнастами, канатоходцами или акробатами. Премьер труппы Дмитрий Бозин (Арлекин) вызывает какой-то икающий восторг: в мастерстве и скорости искусства перевоплощения в сегодняшнем театре с этим артистом мало, кто сравнится. Наблюдать за ним можно, не отрываясь, – он все время в движении, он все время меняет форму, как плывущая под микроскопом живая клетка, как ртуть, как дышащий солярис.

«Король-Арлекин» возвращает нас к первозданной сути театра – зрелище и мораль, ничего более. К мандельштамовской мысли о том, что «власть отвратительна, как руки брадобрея», герои спектакля приходят самостоятельно, через личный опыт. Их освобождение от этой липкой паутины встречается почти детским удивлением – что вот, оказывается, как просто спастись от Кащея Бессмертного, только беги, Арлекин, быстрее, а мы все вместе подуем на твой парус.