Актер Регимантас Адомайтис

– Регимантас, говорят, вы с осторожностью относитесь к российским журналистам?

– Недавно мой друг рассказал, что читал в какой-то газете «мои» слова: «Я испытываю ностальгию по Советскому Союзу». Ваши коллеги очень любят переворачивать все вверх дном – скажешь одно, а они добавят свое. Покажите мне человека в России, не важно, какой он будет национальности, который испытывает такую ностальгию. Наверное, такие люди есть, но большинство относится к этому уже по-другому. Это небольшой штрих в начале нашей беседы, но мне кажется, что империя лжи, в которой мы жили, продолжается.

– На ваш взгляд, много ли от «совка» осталось в современной России спустя двадцать лет после распада СССР?

– Я не очень понимаю значение слова «совок». В первый раз слышу его. Я привел факт. Выводы, может быть, делать нельзя, но факты говорят, что тяга к искажению правды, жажда выдать желаемое за действительное продолжаются. Это грустно. Мы разрушили Союз, эту империю лжи, думаю, люди должны испытывать облегчение и радость, что эта империя рухнула. В советское время я вырезал заголовки из нашей литовской газеты «Правда» и клеил их в туалете. Интересно было сопоставлять их, было заметно, как искажается действительность. Все знали, что происходило на самом деле, но стоило людям собраться (иногда даже двоим), как они начинали говорить фразами из газет, учебников, партийных сборников.

– В Литве сегодня стало свободнее?

– У нас то же самое, что и у вас. Вообще, абсолютной правды нет – любая правда субъективна. Все равно никак не могу понять, почему надо выдавать желаемое за действительное. Вспомнить ту же «мою» фразу о ностальгии. Да, я о многом сожалею. Не было границ, нас не будили в четыре часа утра пограничники и таможенники, не проверяли документы. Но зачем возмущаться по этому поводу? Это реальность.

– В Прибалтике всегда было, мягко говоря, особое отношение к России. Прошло двадцать лет, как не стало Советского Союза, эйфория от полученной свободы прошла. Скажите, что же было хорошего в той, ушедшей стране?

– Много было хорошего. Конечно, вспоминаем с чувством горечи и сожаления о нашем кинематографе – эстонском, литовском, латышском. У нас было прекрасное общение. Я сожалею о том, что больше нет Союза театральных деятелей, который был во всех республиках, это было прекрасное образование. Можно сказать и о материальной стороне. В советское время не было таких магазинов, как сейчас, не было изобилия товаров. Но мне кажется, что надо говорить о вещах, которые связаны с жизнью духа и являются объектом искусства. Это две основные категории – свобода и правда. Вот о чем следовало бы говорить. Наверное, что-то сегодня лучше, чем было тогда, а что-то хуже. Слава богу, мы не умираем от голода. Конечно, есть люди, которые живут плохо по разным причинам. В сравнении с тем, как советская власть умертвила миллионы людей голодом на Украине, все равно это единицы. Те, кто способен работать, от голода точно не умрут. В этом смысле есть относительное благополучие, и его не надо сравнивать с тем, что было раньше. Каждый человек стремится к тому, чтобы быть самостоятельным, к этому стремятся и народы. Нам, литовцам, в советское время внушали, что мы счастливые, мы добровольно вошли в состав СССР.

– В каждой советской республике была своя киностудия. Как живет сегодня Литовская?

– Ее кто-то купил в девяностые годы. Там была очень хорошая материальная база.

– На Рижской киностудии американцы снимают фильмы …

– И у нас снимают. К тому же еще остались специалисты, которые понимают в этом деле. У нас снимают, потому что дешевле получается и за массовку можно заплатить в десять раз меньше. Но опять-таки все это вызывает сожаление. Людям, у которых есть большие деньги, наплевать на патриотизм. Новым хозяевам киностудии не важно, какую ценность она представляла, какая на ней база, что за павильоны – хоть огурцы выращивай, лишь бы деньги получать. Недавно они свалили, говорят. Но кино тем не менее снимается.

– А ваш кинематограф поддерживает правительство?

– Конечно, надо поднимать этот вопрос, и внушать правительству мысль, что все-таки то, что связано с культурой не менее важно, чем материальная выгода. А к культуре относятся так, будто она попрошайка с протянутой рукой: «Ну дайте немного денег». «А кто вы такие? Вы никому не нужны!» Какая-то поддержка есть, но копеечная, дотации мизерные. Театры в Литве существуют, но актерам платят мало. Но я не склонен говорить о материальном недостатке. Меня интересует другое. Наверное, ничего нового не скажу, но капитализм – не самое лучшее, что придумало человечество. Мы сегодня опираемся на основной инстинкт живого существа – «мне!», «я!», «давай!». Каждый ищет выгоду, а искусство где-то в стороне. Не думаю, что оно может изменить мир, сделать его лучше, тем не менее искусство способствует тому, чтобы в человеке преобладала иная сторона его природы и чтобы он не был эгоистом. Искусство существует для того, чтобы показать, что люди существуют не для удовлетворения своего инстинкта собственника, не обладание делает человека счастливым, а как раз способность отдавать.

– Имеете в виду божественное начало в человеке?

– Конечно, божественное в человеке есть, но я избегаю таких пышных фраз. Мне кажется, надо говорить проще, например, об укрощении своего эгоизма. Когда мы стали независимым государством, то в Литве дали возможность вернуть собственность бывшим хозяевам. И все начали хватать, хватать, хватать. Это все так дико происходило. Спорили, кричали, даже кого-то поубивали родственники. И все из-за какого-то клочка земли. Вот что бывает, когда в обществе дали возможность размножаться вирусу собственничества. В России, я слышал, было то же самое.