Posted 8 апреля 2012,, 20:00

Published 8 апреля 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:46

Updated 8 марта, 05:46

Банкиры и байкеры

Банкиры и байкеры

8 апреля 2012, 20:00
Два российских театра показали на московских гастролях классические оперы XIX века. Труппа Казанского театра оперы и балета выступила с «Лючией ди Ламмермур» Доницетти, а петербургский Михайловский театр отчитался «Богемой» Пуччини.

Оперу Доницетти «Лючия ди Ламмермур» поставили режиссер Михаил Панджавидзе и сценограф Игорь Гриневич. За сценографом в этом спектакле, безусловно, было последнее слово. И не важно, кто из соавторов придумал перенести действие в наши дни (первые слова нового либретто – «всемирный кризис»). Мизансцены «Лючии» напрямую вытекают из предложенной художником концепции – выстроить металлическо-пластиковую двухэтажную конструкцию на поворотном круге. Это фрагмент мегаполиса – фоном постройки идет фотопанорама безликих небоскребов. И банковский офис – сотрудники в дресс-коде, похожие как близнецы, стучат по клавишам ноутбуков или пьют на корпоративе. При повороте круга конструкция превращается в низкопробный кабак, где тайно встречаются страдающие герои и куда на мотоциклах приезжают за выпивкой уголовники-байкеры. Соответственно и Равенсвуд – не жестокий феодал (как было в оригинале), а безжалостный банкир. А жених Лючии владеет другой корпорацией. А помощник Равенсвуда Норман – глава службы безопасности и ас компьютерного компромата.

Как концепция и картинка решение Панджавидзе-Гриневича не противоречит смыслам оперы. Здесь есть все, что прописано в либретто: вражда и месть, любовь и цинизм, амбиции и отчаяние. Остальное – лишь антураж. И какая разница, из-за чего человек посягает на жизнь своего ближнего! В этом смысле что клановые шотландские распри XVI века, что космополитический бандитско-банковский произвол в годы финансового кризиса – все едино. Чему-то подлинному (или кому-то, не живущему сиюминутными выгодами и эгоистическими интересами) и там и тут не выжить. Эту силу фатума сполна передает волшебный вокал Лючии – Альбины Шагимуратовой. Кристально чистый звук ее голоса становится символом чистоты помыслов оперной героини: слушая нежные и точные колоратуры, веришь в серьезность душераздирающей истории, финал которой – безумие и два трупа.

Петербургскую «Богему» доверили французскому режиссеру Анри Бернару и дирижеру Петеру Феранецу. И не прогадали. Оркестр играл Пуччини внимательно и эмоционально, не перебарщивая с сентиментальностью и не упуская многочисленных музыкальных богатств партитуры. А Бернар, ранее поставивший в Михайловском театре претенциозную и перегруженную концепцией оперу «Иудейка», на этот раз преуспел больше. Спектакль про непризнанных создателей искусства, обитателей парижского Латинского квартала, получился суховатым, но с точно выдержанным «букетом», как качественное вино. А недостатки (например, злоупотребление пением стоя на коленях или в момент вскакивания персонажа на что-нибудь возвышающееся над полом – стул, стол, кровать) служат продолжением достоинств. Такие режиссерские банальности возвращают сомнамбулическую ауру действия на грешную землю. Иначе «Богема» так и осталась бы эстетским упражнением способного дизайнера (тот же многостаночник Бернар, который еще и разработал сам себе световую партитуру).

Смотреть на жилище непризнанных гениев и впрямь интересно, даром, что все здесь серое и тусклое – кроме алых пятен на картине богемного художника (действие перенесено из XIX в XX век). Персонажи обитают на крыше мира: они появляются из люка в полу, и в чердачном жилище нет стен – вокруг лишь пустое пространство, заваленное то ли снегом, то ли черновиками неизданных романов. Парение над обывателями не спасает от невзгод: они подстерегают и в гуще блошиного рынка, во время вроде бы веселой пирушки, и в тупике заброшенной железнодорожной станции, где клубится сырой туман, зреют ссоры и подкрадывается чахотка. В этом мире романтики, как и в «Лючии ди Ламмермур», обречены. И когда герои «Богемы» волей обстоятельств возвращаются в свою мансарду, их не спасет даже приход весны (груды снега исчезли, на их месте – яркие цветы). Вышивальщица Мими все равно умрет, отчего ее возлюбленный поэт с приятелями зарыдают. А вместе с ними заплачут особо чувствительные зрители: режиссер Бернар не жалеет усилий для создания атмосферы невыносимого горя, от которого сжимается сердце.

Певица Ольга Толкмит, которая (как, кстати, и Альбина Шагимуратова) выдвинута «Золотой маской» на лучшую женскую роль в опере, поет совсем неплохо, как и другой номинант – лирический баритон Борис Пинхасович в роли художника Марселя. А быть жалобной у этой Мими получается совсем отлично. Посмотрим, удастся ли ей разжалобить членов музыкального жюри и получить награду.

"