Телеведущий Андрей Максимов:

– Метафора?

– Конечно, я ведь живой. Но если речь идет о критиках театральных, то в какой-то мере это так. Я участвовал в создании где-то двадцати спектаклей. Некоторые продолжают идти и пользоваться успехом. Но критика так и не признала за мной право работать в театре, в театральной тусовке я воспринимаюсь как этакий придурок…

– В театре главное не тусовка, а касса…

– Я тоже так думал, но оказалось иначе. Дело в том, что жизнь режиссера абсолютно зависит от руководителя театра. Значит, либо тебя приглашают ставить спектакли, либо нет. Откуда руководитель театра может знать, что ты хороший режиссер? Только из критики. Он же сам не пойдет смотреть спектакль. Во всяком случае, очень редко ходит. Критика создает некоторую атмосферу, в которой считается, что режиссер X очень хороший, а режиссер Y очень плохой. Например, вы никогда не встретите ругательную статью про Петра Фоменко. А про Марка Захарова – сколько угодно. Хотя, на мой взгляд, Захаров – великий русский режиссер. А «Женитьба» (я смотрел вариант, где играл Янковский) – великий русский спектакль. Но как его долбали в прессе! У Марка Захарова громкое имя, поэтому подобные рецензии ему не страшны. Когда долбали мои спектакли, это создавало некую атмосферу вокруг меня, поэтому я решил прекратить на время заниматься театром.

– Однако это не помешало вам написать киносценарий о жизни Гоголя. У вас не было желания отменить съемки?

– Это совершенно разные сферы творчества. Когда я разговариваю с кинорежиссерами о какой-то работе, они могут не знать о театральных постановках. Человек, которому интересны мои сценарии, может их прочитать и решить: снимать фильм или нет, как это и сделал Константин Худяков, приступив к экранизации моего сценария о Гоголе. Кстати, фильм, в котором играют Басилашвили, Фрейндлих, Стоянов, Добронравов, Бабенко, Беляев, до сих пор по неясным причинам лежит на полке. Что касается театра, я устал биться головой о стену, потому что театр не приносит ничего…

– Позвольте не согласиться. В одной из книг вы написали, что мечтали когда-то идти по улице с девушкой мимо афиши, на которой будет ваше имя. Разве этого мало?

– Это все случилось сразу. Мой первый спектакль в Москве «Борис Годунов» был поставлен в Театре Ермоловой. На Тверской висела огромная растяжка, и моя фамилия была написана крупнее, чем Пушкина. Но радость продолжалась недолго. Один критик еще до премьеры мне сказал: «Выпендрился?» А вскоре я получил статью, где слова «бездарный» и «идиотский» были самые безобидные. Вот это надо было пережить. Я прочитал рецензию в метро (тогда я еще не был телеведущим, работал журналистом в газете, и меня мало кто знал). Мне показалось, что сейчас мир повернется против меня. Дальше было легче. Потому что Лев Аннинский написал положительную рецензию.

– А для вас есть критерий – что можно и чего нельзя на сцене?

– Это дело вкуса. Я не знаю, как объяснить…

– Один выдающийся актер говорил: я не против раздевания и мата, если докажете, что здесь это нужно…

– Когда я слышу мат, мне режет слух. Я воспитан на классической драматургии и привык, что люди, выходя из театра, должны помнить ключевые фразы спектакля. Поэтому я с удовольствием ставил Пушкина. Сначала «Бориса Годунова», потом «Моцарта и Сальери».

– Год назад закрыли вашу программу «Ночной полет» на телеканале «Культура». Но внятного объяснения причины я нигде не нашел…

– Мне тоже никто ничего не объяснял. Но я продолжаю работать на ВГТРК. Со мной продлили договор, поскольку я веду «Дежурный по стране».

– «Дежурный по стране» – довольно злободневная передача для государственного канала. Ее сильно редактируют?

– Вы же видите передачу – все остается. Сократить могут только ту часть, где Жванецкий читает свои произведения, чтобы все остальное вошло в выпуск.

– Почему из всех телевизионных жанров вы предпочитаете интервью?

– Действительно, я очень люблю интервью, считаю само это слово во многом философским понятием. Именно интервью в повседневной жизни посвящены две моих книги, одна из них совсем недавно вышла в свет – «Не молчи, или Книга для тех, кто хочет получать ответы». Мне нравится «брать интервью» везде: что в купе поезда у случайного попутчика, что перед камерой у звезды. Но я вел и ток-шоу – «Старая квартира», «Пресс-клуб». На радио «Шансон» меня периодически приглашают обсуждать футбольные матчи вместе с профессиональным комментатором: как заядлый болельщик делаю это с удовольствием. И еще мечтаю стать ведущим игры, надеюсь, мечта сбудется.

– На телевидении многие с изначально нежурналистским образованием. Считаете ли вы, что благодаря телевидению в звезду можно превратить даже серую личность?

– Мой учитель Лев Новоженов говорил, что если задницу каждый день показывать по телевидению, она станет знаменитой, но не перестанет быть задницей. Это ответ на вторую часть вопроса. Что касается образования, то с ним, по-моему, беда. На будущий год я набираю курс в Московском институте телевидения и радио «Останкино» (МИТРО), для того, чтобы составить программу, я решил прочитать учебники по журналистике и очень расстроился. За редким исключением это чудесные книжки, читая которые можно узнать историю журналистики, понять место ее в нашей жизни, узнать массу интересного, одно «но» – эти учебники никак не помогают человеку стать журналистом. Поэтому я очень обрадовался, когда МИТРО заказал мне учебник. Вот сейчас над ним работаю, не знаю, что получится.

– В «Ночном полете» вы не только брали интервью. Были очень интересные эфиры памяти, когда уходили из жизни известные люди…

– Мы давали фрагменты бесед из «Ночного полета», а люди звонили в студию – говорили теплые слова. Я запомнил эфир памяти Дмитрия Лихачева, когда позвонила женщина и сказала, что сына назвала в честь академика. Это был ночной эфир, мальчику шесть лет, но она его разбудила – посадила смотреть передачу. Было и другое новшество. Я подумал: конец декабря – время всеобщей радости, но ведь есть люди, которым грустно. Их ужасно должна раздражать эта праздничная шумиха. И мы сделали два эфира памяти, посвященных людям, которые ушли в этом году. И сделали две или три таких передач. Например, звонила женщина, у которой погиб сын в армии. Некуда ей обратиться, а тут ее слушали. Ничего не предвещало, что «Ночной полет» закроют в преддверии двухтысячного выпуска. Но я в этом смысле очень благодарен 5-му каналу за то, что они предложили делать программу «Личные вещи».

– В своих книгах «Многослов» вы даете толкования широко известным словам. Почему возникла необходимость заняться этим трудом?

– Дело в том, что наш лексикон прочно связан со стереотипами. Например, в чем смысл бизнеса? Заработать деньги. А в чем смысл воровства? Тоже заработать. Тогда в чем разница? Когда эти вопросы я задаю своим собеседникам, мне отвечают: «бизнес законен, воровство – нет». То есть, если ты обошел закон – ты бизнесмен. А на самом деле оказывается, пока мы строили советскую власть, Запад строил бизнес-систему и выяснил, что бизнес – это когда есть потребитель. Иными словами, когда ты обогащаешься за счет потребителя – это бизнес, когда без него – воровство. В этом разница, а не в законе, ведь бизнес может быть и незаконным. Я решился объяснить в книге значения таких простых слов, как любовь, долг, культура, интеллигенция, журналистика, гламур и многих других. Смысл книг не в том, чтобы объяснять слова, а в том, чтобы попробовать объяснить жизнь, сделать ее понятнее. Сократ говорил: непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой. Мне кажется, мы редко задумываемся о смысле жизни, о сути жизни. Даже, когда хотим это делать, не знаем как. Мне бы хотелось, чтобы «Многословы» помогли в этом. Мне бы хотелось, чтобы с этими книгами читатель спорил, разговаривал…