Хорошо не забытое старое

Военную хронику даже обсудили на традиционном «круглом столе». Ведущий (историк кино Валерий Фомин) начал с того, что за последние 20 лет в России мало того, что распространился миф о превосходстве фашистских документальных съемок над советскими, но еще и появилось множество фильмов, фальсифицирующих историю. Названий этих картин зачинщик дискуссии предусмотрительно не привел и заодно забыл упомянуть, что главным мифотворцем был весьма примечательный человек – бывший зампред Госкино, бывший директор Института киноискусства и большой знаток военной документалистики Владимир Евтихианович Баскаков.

Баскаков, лишившись в перестройку официального положения, в кругу знакомых перестал держать язык за зубами. Так, автору этих строк он говорил, что немецкие военные операторы снимали лучше советских, с бОльшими подробностями и бОльшим знанием военного дела, и что советские военные хроникеры прибегали к реконструкциям реальных событий. То есть после реальных боев просили командиров и бойцов разыграть свои недавние действия. Например, возили один и тот же труп в грузовике и снимали его там, где надо было показать потери врага. Хотя и фашисты устраивали инсценировки. Чего стоит их лживый пропагандистский фильмы «Фюрер дарит евреям город».

Выступавшие в дискуссии киноведы говорили о необходимости изучить правила военных съемок, предписанные в Германии, СССР, Англии и Америке. Скажем, американские операторы были обязаны идти в бой вместе с солдатами, но без оружия, однако трупы им снимать не разрешалось. По мнению экспертов, не менее важно изучать и пробелы в военной хронике. Скажем, если в немецком военном киножурнале «Вохеншау» за январь 1943 года мало новостей с Восточного фронта, то это может о многом сказать историку.

Все это, безусловно, интересно, однако следует понимать, что информационный вклад военной хроники в историю войны очень мал сравнительно с воспоминаниями очевидцев и словесной хроникой. Ведь совещания в ставке Гитлера, в кабинете Сталина и штабе Эйзенхауэра не снимались, удушение евреев в газовых камерах и катынский расстрел тоже не оставили на пленке следов, а оставили лишь тысячи мертвых тел, которые можно приписать на словах кому угодно – смысл снятого, увы, почти всецело зависит от словесного комментария. Словом, извлечение исторической истины из сотен километров пленки – дело непростое и требующее критического мышления.

Говорим «Иван Грозный» – подразумеваем «Иосиф Сталин» – так можно охарактеризовать обойму отечественных фильмов о российском самодержце XVI века. И еще, как заметил бывший редактор газеты Союза кинематографистов Дмитрий Салынский, вынужденный Никитой Михалковым покинуть свой пост за публикацию критических материалов о его деятельности, «Иван Грозный – это наш Другой». Другой – в смысле знаменитого сартровского определения: «Ад – это другие». Или в смысле каламбура: «Мы не рабы, рабы не мы. Но если мы немы, разве мы не рабы?» Другими словами, Иван – это дьявол, на которого мы складываем собственные грехи – во всем виноват он, а нам себя упрекнуть не в чем.

А с другой стороны, за что Грозного виноватить – вельми умный был царь, зело образованный, чертовски богомольный, Россию прирастил Уралом, только вот Романовы его оболгали, да историки вроде Карамзина, Ключевского и Веселовского, придерживавшиеся «романовской версии» русской истории. Примерно так Иван Грозный, «прозванный за свою жестокость Васильевичем» (как писалось в одной французской книге), обрисован в новейшем фильме Бориса Лизнева, составленном из инсценировок, на фоне которых звучат тексты самого царя-батюшки, в которых есть много «гитик», включая образные афоризмы типа: «Власть многих подобна женскому неразумию», но почему-то нет упоминаний ни о зверствах опричников, ни о новгородском погроме. Остается тем же способом очистить образ Сталина от демократической пропаганды и образ Гитлера от пропаганды антифашистской, включая обвинение последнего в холокосте, и можно будет с обоих образа писать.

Были среди «грозненских» фильмов и другие курьезы вроде двух почти одновременных экранизаций «Князя Серебряного», снятых в короткую эпоху многокартинья начала 1990-х годов. А какие актеры играли царя Ивана – Черкасов, Евстигнеев, Борисов, Жарков, Кавсадзе и, естественно, Мамонов в «Царе» Лунгина. Власть, подданные и граждане, европейство и азиатчина, самодержавие и олигархия в лице боярства, агрессивно-послушная толпа и безмолвствующий народ, объявленное желание сойти с трона и призвание на царство – вот мотивы, связанные с Грозным, но актуальные для России и по сей день. Хочется вспомнить и самый неожиданный фильм об Иване (увы, не российский), в котором ему предрекают смерть в тот момент, когда кончится песок в его песочных часах – и грозный царь, как Сизиф, вынужден вечно переворачивать два сообщающихся сосуда.

Столь же поучительной оказалась и забытая картина по забытой механической пьесе для тоталитарного режима, написанной Михалковым-отцом по всем правилам позднесталинского времени – с единственным полу-Плохишом среди тьмы Кибальчишей и их мудрых взрослых наставников. С наездами на Америку, в которой линчуют негров, с прославлением вождя и отца советских народов (эти кадры после разоблачения сталинского культа вырезали, но госфильмофондовцы вернули их на место) и даже с элементами сатиры в стиле будущего михалковского киножурнала «Фитиль», где председателя совета пионерского отряда учат произносить трескучие фразы «своими» словами. Глядя этот трескучий, сверхконъюнктурный фильм с деревянными исполнителями, думаешь о том, что именно это хотят видеть на экране нынешние хулители «Школы», требующие от кино образцов положительного поведения. И что хорошо бы вставить им в глаза распорки, как герою «Механического апельсина» Стенли Кубрика, да заставить до зрительной изжоги смотреть «Красный галстук». Глядишь, малость бы поумнели.