Режиссер Дмитрий Крымов:

– Дмитрий, когда смотришь ваши спектакли, кажется, что вы абсолютно свободный человек. А какие у вас отношения со свободой в творчестве?

– Я не думаю, что кто-то из художников был свободен в творчестве все время – даже из тех художников, которые создавали по внешности или по сути свободные кусочки холста или спектакля. По-моему, свобода возможна только как результат борьбы с несвободой.

– Ваша творческая лаборатория в театре сложилась случайно: были хорошие студенты, с которыми вы стали делать свои спектакли. И со временем образовался такой маленький театр Дмитрия Крымова…

– Совершенно верно. Потому что у меня шило в одном месте, и мы все время что-то делаем. Действительно, образовался какой-то круг людей, артистов, художников, с которыми приятно заниматься творчеством. Но мы не вполне театр – например, хозяйственных вопросов мы не касаемся, слава Богу. Так что мы театр только в таком… художественном смысле.

– Вы замечаете, что ваши молодые артисты взрослеют?

– Нет, хотя умом понимаю это и боюсь, что они поменяются. Это во мне говорят такие, знаете, родительские комплексы.

– У ваших спектаклей есть такое свойство, что каждому зрителю кажется, будто этот спектакль – про него. Вы можете объяснить этот феномен?

– Просто надо делать спектакли абсолютно про себя. Гордо, зацикленно, маниакально – про себя. Тогда много других людей найдут сходные с собой моменты. Если будешь делать вообще про человека или вообще про ситуацию, можешь не попасть в точку. И тебя засмеют. Потому что на уровне абстракции зрительские чувства молчат.

– Когда вы сочиняете спектакль, как вы ощущаете, это больше мучительный процесс или радостный?

– Радостный. Конечно, радостный!

– С артистами вы чувствуете себя на равных или все-таки вы старше?

– Старше, конечно. Хотя очень хотел бы стать с ними на равных. Понимаете, какая штука. Они поймали волну, на которой можно существовать вместе, когда нас человек семь-восемь. Волна заключается в деликатности поведения всех. Не переть, не сомневаться, а играть как дети. Главное – играть. У них нет подозрительного взгляда на себя и на меня на репетициях.

– Вы так влюбленно о них говорите. Но ведь первый ток даете вы?

– Понимаете, я без них ничего не могу. Поставь мне сейчас семь других артистов, взрослых, профессиональных, и я ничего не смогу. Мне так скучно будет! Я не разлеплю мозги.

– Но вы ведь работаете с другими артистами?

– Да, но центр, основа всегда – свои. При этом нас может быть в десять раз меньше, чем общее число людей, занятых в постановке, но мы все равно вместе. Или мы можем куда-то пойти своей компанией – как приключение такое: взять рюкзачки и пойти в чужой лес, в чужой театр. Но мы все равно будем кучкой держаться, поскольку по окончании репетиции мне нужно услышать, что они по этому поводу думают.

– Вы не думали о том, чтобы отделиться от «Школы драматического искусства» и создать что-то свое?

– Я боюсь, что у меня на это не хватит сил. Я вообще боюсь перемен – ремонта, переезда. Боюсь, что машина сломается. Не люблю очень этим заниматься, совсем не люблю. Даже делал иногда, но не люблю, не получается. Я люблю приходить на репетиции и ставить спектакли. Желательно в чистую комнату. Желательно, когда есть реквизитор, который помогает, и костюмер. Может быть, я страшно избалован. Но специально искать сложностей в жизни, особенно, такого рода… Пока можно ставить, я хочу ставить. Да, хорошо бы сказать: «Я мечтаю о собственном театре!» – будет выглядеть красиво. Но на самом деле того, что у меня есть, мне достаточно.