Эдип на качелях

В небольшом круге историй, которые человечество заново продолжает рассказывать тысячи лет, история Эдипа занимает особое место. Ослепивший себя «невинный» отцеубийца, взявший в супруги мать, родивший себе сыновей-братьев и дочерей-сестер, Эдип идет сквозь города и страны, и каждое поколение примеряет к себе его ярость и страсть к справедливости, его тягу «все узнать», которая приводит к кровавым пустым глазницам на его лице. Для режиссера Оскараса Коршуноваса ключом к софокловой трагедии стал образ Эдипа – младенца, обреченного родителями на смерть. Исток всех страданий и бед, по Коршуновасу, лежит там, в тех временах, когда беспомощному крошке родители пробили ручки и ножки и отправили умирать в безлюдную чащу.

Режиссер перенес действие трагедии Софокла на детскую площадку: построив песочницу, водрузив качели, стенку для лазанья, и остроумно обыграл все эти «снаряды» для игр. Песок станет пеплом, которым будет посыпать свою проклятую голову Эдип. Лестницы для лазанья, подсвеченные, обернутся лабиринтом, дадут возможности сколь угодно по-разному группировать и расставлять хор. Качели будут и инструментом пыток: как на дыбе будет взлетать наверх корчащийся Креон. Вращающиеся по своей оси качели создадут образ судьбы-рулетки, которую крутит в неведении Эдип. Наконец, стоя на раскрутившихся качелях, Эдип полетит навстречу своей беде.

Эдип (Дайниус Гавенонис) появляется в первой сцене в костюме и галстуке, с привычной телевизионной улыбкой политика, привыкшего обращаться к избирателям с обещаниями и торжественными клятвами. Рассказы о бедствиях выслушивает со снисходительностью государственного мужа: все меры будут приняты, я лично накажу виновных. И только после прорицания Тересия, обвинившего его в смерти царя Лая, Эдип преображается. Пиджак повязывается вокруг мощного торса наподобие плаща или туники. Прикоснувшись к бездне, человек сбрасывает с себя цивилизованную оболочку, даже не замечая этого.

Коршуновас построил свой спектакль на игре с расхожими представлениями о стандартах древнегреческих трагедий. Мир трагедии стал огромен, каким он бывает в детстве, и так же страшен. Звучат надмирные голоса. В черной пустоте знакомые предметы увеличились в размерах. А окружающие люди превратились в страшноватые фантомы. Режиссер превратил хор трагедии в причудливых младенцев с огромными головами из папье-маше (дальний отголосок греческих масок хора) и надутыми бессмысленными лицами. Дальше хор появляется то в виде конторских дев с головами Микки Маусов, то в белых масках, которые, отделившись от лиц исполнителей, кивают на прощание несчастному слепцу. Корифеем этого хора стал большой коричневый медведь, беспомощно пытающийся помочь и защитить своими плюшевыми лапами Эдипа.

Слепец в песочнице сжимает кулаки, и песок струится между пальцев, а грустный плюшевый медведь вздыхает о превратностях судьбы: «жди же, смертный, в каждой жизни завершающего дня»…