Платье скрюченного короля

Первое, что почувствовалось на проекте «Франция в фокусе» (так был назван цикл, в котором постановки перемежались с читкой пьес и викторинами), – это белая зависть. В нашей стране с современным танцем, в общем-то, беда: большинство творцов существуют в стесненных обстоятельствах, почти без денег, без сцен, часто – без материальной поддержки. Спектакли выпускаются зачастую на голом энтузиазме. В то время как Франция давно поделена на танцевальные «округа» с крупным и хорошо оснащенным хореографическим центром в каждом, и все они финансируются государством. Это, конечно, еще не гарантирует появление шедевров. Но достойные условия творческого труда, по идее, должны помочь художникам – с них и спрос больше, если конечный продукт сделан не на коленке. Кстати, программа, собранная при помощи Французского института в России, отличалась высоким качеством – все спектакли, а они очень разные, длились по часу, а хотелось, чтобы больше.

«Эхо» для четырех исполнителей возникает в перекличке двух танцовщиков и двух перкуссионистов. Спектакль Тома Гери и Камий Рокайе, в котором артисты азартно лазают по трехэтажной металлической конструкции, сделан как буйная детская игра или как музыкальная клоунада. Озорные удары по всевозможным поверхностям и предметам неразрывно сплетаются с пластикой и танцем: попробуйте одновременно бить в пять барабанов, два из которых стоят у вас за спиной! Бубны, ксилофоны и трещотки, звонкий звук треугольника и глухой – маракасов, а то и просто свист или скрежет железного листа задают ритмы, и тело по-разному реагирует на джазовую многоголосицу. Все смешано в веселой неразберихе, так что и не различишь, когда веселый выпендреж взрослых перестает напоминать о том, что все мы когда-то были детьми, и начинает уходить в серьезные вещи. Например, в проблемы коммуникации. Или в перекличку смыслов. Как говорят авторы, «Эхо» – это тело, отзывающееся на звук, и звук, отзывающийся на тело, возможность по-новому услышать движение и увидеть музыку».

«Скрюченный король» – единственный сюжетный балет программы. Он сделан по сказке современной писательницы Мари Дюплешен. Она сочинила историю с тремя персонажами – о короле в черном платье, согбенном от жадности и злобы, о добром горбуне в лохмотьях, страдающем от одиночества, и о небесной девочке, посланной страдальцу в дочери в ответ на его мольбу. Знаменитый современный хореограф Каролин Карлсон (глава Национального хореографического центра в Рубе Нор-Па-де-Кале) поставила танец – волшебную сказку на музыку Рене Обри, наполненную мириадами физических и психологических нюансов. Она умеет сделать так, что трепет ладоней и пальцев оказывается не менее выразительным, чем прыжок, а мелкое колебание корпуса потрясает сильнее большого вращения. Карлсон взяла в союзники медиатехнологии, которые творят чудеса на заднике. Там, по воле художника Стефана Верите, сменяются цветные «импрессионистские» пейзажи, на которых светит солнце и сияет ночная луна, плывут грозовые облака, цветут розы, летают чайки и драконы. Люди входят в соприкосновение с динамичными чудесами, даже забираются внутрь, и пейзаж меняется в зависимости от душевного переживания человека.

Ту же способность компьютера мгновенно реагировать на приказ еще в большей степени сформировал «Воображариум» (постановка Адриена Мондо, он же – виртуозный жонглер-исполнитель). Два «живых» артиста – меланхоличные мимы в черном – с помощью цифрового искусства играли в волшебников, повелевающих пространством. По мановению их рук пустая сцена все время преображалась: становилась то морем с островками суши, то космосом, в котором носились кометы и буквы алфавита, то местом, в котором полет резиновых шариков в искусных человеческих руках был похож на действие волшебной палочки. На сцене возникали компьютерные «горы», «тоннели» и «пропасти», через которые надо было с риском перебираться, размывалась линия горизонта, смещалась сама земля. При этом на сцене не было ничего похожего на стандартную компьютерную игру с ее прикладной, заданной наперед «сделанностью». «Воображариум», как и детская психика, наполнен радостным изумлением первооткрывателей. Творя и разрушая миры, артисты апеллировали к безграничной фантазии ребенка – уж дети-то знают, что цирк и есть подлинная жизнь.

Родители в наше время часто жалуются – некуда сводить ребенка в театр, везде «чернуха». И выбирают для семейного просмотра только классику, обрекая и себя, и детей на своеобразное культурное гетто, пусть и проверенное веками. Французский проект в Москве, как и весь фестиваль «Большая перемена» (цель которого – познакомить детей с актуальными художниками) подтверждают простую истину: с малолетками можно и нужно разговаривать на языке искусства наших дней. Ведь не все творцы XXI века способны на один лишь абсурдистский «пофигизм». И не все нынешние художники перманентно копаются в грязи, мучаясь от того, что сами же в искусстве предшественников назвали «пыткой красотой».