Беспокойная бронза

Сказать честно, очень многие воспринимают Галерею Зураба Церетели как продолжение Академии художеств. Это понятно – АХ отделяет от бывшего дома Долгоруковых всего лишь одна дверь ресторана грузинской кухни, а внутри галереи стоят слепки с античных бюстов и рельефов для академического копирования. Тут же – среди слепков – спряталась знаменитая статуя Лужкова в физкультурной форме. В руке у бывшего мэра – ракетка, а под ногами – футбольный мяч.

По-прежнему в центре главного зала стоит знаменитый Петр Первый. Но теперь уже рядом с ним возник монумент Колумбу («Новый Свет»), монтаж которого только-только завершился в Пуэрто-Рико. Сейчас любой желающий вправе сравнить Петра с Колумбом и сыграть в игру «найди главные отличия» (чтобы потом не говорить, будто русский царь – это переделанный корсиканец).

Впрочем, куда как интересней изучать те монументы, которым, по мысли скульптора, еще предстоит обрести свои земли. Здесь и статуя Папы Иоанна Павла II (одну Зураб Церетели уже установил в Париже), и целый пантеон русских деятелей культуры от Высоцкого до Гергиева, и даже скульптура памяти Лучано Паваротти. Появилась еще галерея любимых художников от Пиросмани до Матисса, которую однажды показывали в Париже. Знакомый образ Владимира Путина в дзюдоистском костюме переместился в центр мемориального зала. Не менее разнообразны и композиции, направленные на борьбу со СПИДом, насилием, войнами.

Неоднократно писалось о какой-то неудержимой страсти президента академии запечатлеть в бронзе все, что его волнует как человека и гражданина (статуи даже «выплескиваются» из залов во внутренние дворы дома). В результате появляется расхожая открыточность, повторяются мотивы (упавшая или разломанная колонна, ладони и т.д.). Но в любом случае по галерее движешься словно в компьютерном квесте – никогда не знаешь, что ждет за поворотом. Шуточное ли дело – все, кто первый раз попадает на вернисажах (с бокалами и закусками) в Яблоко Любви, символ Галереи Церетели, от изумления открывают рты. Какой еще «официальный скульптор» мог себе позволить столь откровенную эротику и порно в качестве манифеста своего творчества?

Если скульптура для Церетели – это заявление гражданской позиции (в последнее время, к слову, появились несколько грузинских композиций, предназначенных в том числе и для Тбилиси), то живопись – это лирика и его сокровенный мир. Ничего удивительного, что картины и продаются лучше, и воспринимаются намного благожелательней. Впрочем, и здесь явное движение к новым сюжетам и темам. Президента АХ больше занимают не раскидистые букеты и натюрморты, а люди, фигуры в полный рост с размахом в два метра. Так, целый зал занимают портреты Чарли Чаплина в знакомом киношном образе. Их уже показывали дочери актера, когда та приезжала на Московский кинофестиваль. И это не могло не впечатлить ко всему привычную Джеральдин. Церетелиевский наив помножен на мощную цветовую игру. Живописные портреты друзей, близких, помощников или даже просто тех, кто показался художнику колоритным и интересным человеком, вообще лишены официального пафоса. Они из той области, с которой связывают новую европейскую живопись.

Кстати, самые неожиданные и изобретательные картины, как кажется, сделаны именно в Европе. Отдельный зал посвящен французским впечатлениям. В своей мастерской недалеко от Трокадеро Зураб Церетели проводит все больше времени. И есть подозрение, что сегодня он живее ощущает свою связь с парижским модернизмом (Шагалом, Пикассо, Матиссом), чем с московским стилем.