Posted 7 августа 2008,, 20:00
Published 7 августа 2008,, 20:00
Modified 8 марта, 08:01
Updated 8 марта, 08:01
– В кино вам уютнее, чем в политике?
– Сейчас уже никакой политики не существует. Я занимался политикой еще до Госдумы. Снимал картины, которые во многом изменили политический климат в стране. А Дума? Что придет из Кремля, из правительства, то она и принимает. Исчезли дискуссии, споры... В последнем созыве я был просто лишним человеком.
Остается искусство. Человек счастлив, когда ему не хочется уходить с работы домой, а из дома не хочется идти на работу. Вот у меня примерно такая ситуация. Когда Феллини спросили, за что ему нравится кино, он ответил: «За образ жизни». Так что это еще и образ жизни тоже.
– «Пассажирку», кажется, безумно трудно было делать?
– Сюжет – пустяковый, а вот производство – да, было очень сложным. И финансирование соответственно тоже. Одного мазута надо было 1200 тонн. А это такие сумасшедшие деньги!.. Потом еще аренда двух кораблей, потому что группа тоже должна была жить где-то. А на широкий экран картина выйдет вряд ли.
– Как так?
– А смысл мне выпускать свои фильмы на широкий экран?.. Там же дебилы сидят. Вот «Артистка» – моя предыдущая работа – кто ее видел?.. Прокатная фирма вышла в ноль, ничего не заработали. А студия – так та вообще потеряла деньги. О чем же можно говорить? Сегодня у зрителя пользуется успехом «Самый лучший фильм» – чемпион проката. А он снят дебилом-режиссером по сценарию дебила-сценариста и для дебилов-зрителей. Сейчас на экранах – «Особо опасен». Я не смотрел, но убежден, что этот фильм также лишен всякой логики. Просто сегодняшнему зрителю нужно, чтобы на экране что-то непрерывно двигалось, взрывалось, стреляло. А почему? А потому что он посылает в это время SMS, разговаривает по телефону, за пивом выходит. Меня всегда ругают: «Зачем вы, дескать, нас называете дебилами?» Да я не всех так называю. Сегодня 20–30% молодежи и умнее, и образованнее, и воспитаннее нас, и лучше разбирается в искусстве, чем наше поколение в их возрасте. Но нельзя же при этом не обращать внимания и на то, что по России уже ходят стада людей, даже и не подозревающих о том, что есть духовная радость. По зрителю это очень хорошо видно. Поэтому сегодня более или менее художественное кино не имеет никаких шансов заработать какие-либо деньги в прокате.
– Да грех вам жаловаться – «Артистка» получала Гран-при на многих отечественных фестивалях. Вот и в Гатчине, на фестивале «Литература и кино», главный приз достался вашему фильму.
– Мне показалось, кстати, что не очень справедливый приз. Все-таки оценивается кино, снятое по литературному произведению. В данном случае это было пьеса. А вот фестиваль хороший. «Не хлебом единым» по Дудинцеву там тоже получил приз. А вот «Ворошиловский стрелок» – нет. Потому что нашей элите понадобилось время, чтобы разобраться в этой картине. А народ сразу оценил. «Пассажирка» в Гатчину поедет обязательно. Понимаете, эффект от повести превзойти нельзя. Единственное, чего я добился, это то, что одно издательство уже выпустило двухтомник морских рассказов Станюковича – мой фильм по его повести снят. Этого писателя сейчас не найдешь ни в одном книжном магазине. Кто его нынче знает? А каким он был когда-то популярным!
– Словом, с культурой у нас опять плохо?
– Я недавно выступал в большом зале мэрии Москвы и сказал, что наши фильмы в подавляющем большинстве калечат и развращают молодежь. Вы бы записали, говорю, в статью бюджета, что столько-то денег пойдет на растление молодежи. После этого подходит ко мне Кобзон и говорит: «Вот так-то ты защищаешь культуру». А я защищаю детей от нашей культуры. Почему у нас было великое кино, начиная с 1955 года и до 1970-х годов? «Баллада о солдате», «Дом, в котором я живу», «Весна на Заречной улице»? Потому что нравственная цензура была. И эти фильмы живут долго. Самый верный судья – время. Искусством можно назвать только то, что не портится. То, что с годами не стареет, не дурнеет, не становится менее интересным. Вот, например, Андрей Звягинцев, его «Возвращение»... Какая помпа была. А я говорил: пройдет три-четыре года, и никто не только не вспомнит, о чем этот фильм, но даже его название забудет. И вот самый простенький фильм – «Я шагаю по Москве». Посмотрите его сегодня. Как будто вчера снят. 50 лет прошло, а от него веет свежестью и новизной. И он стал еще интереснее. А уж шедевры-то, как «Летят журавли»!..
– Новый министр культуры господин Авдеев недавно призвал помочь кинематографу, выделить для этого средства. Выйдет что-то из этого?
– У наших министров есть негласное правило – они сами не могут требовать денег у правительства. Если у Авдеева хватит мужества добиться лучшего финансирования кино, будет очень хорошо. Кстати, есть такая организация – «Объединенная Европа». Она потребовала от правительств всех стран-участниц увеличить вдвое финансирование культуры. Но при этом необходимо и ужесточение цензуры. Не существует же ни одной страны, кроме России, где не было бы нравственной цензуры, нравственных ограничений, а это – суть свободы в обществе. Потому что безудержные свободы – это и есть безнравственность, это то, от чего гражданин не может защититься.
– Может быть, все дело в конформизме?
– Бросьте. Всегда можно и нужно оставаться самим собой. Иногда даже наступая на горло собственной песне. Я лично ценю в художнике в первую очередь его гражданскую позицию и сам к себе так отношусь. Да, иногда хочется, быть может, чего-нибудь снять эдакое. Например, эротический фильм типа «Эммануэль». Но не думаю, что в сегодняшней ситуации это стоит делать. Мне вот хочется снять детектив, но когда я смотрю на сегодняшние детективы, горько становится – в них ни логики, ни смысла. Сейчас надо заниматься нравственным кино.
– А вообще, подлинный талант и конформизм – вещи несовместные?
– Знаете, любой человек ищет согласия прежде всего с совестью, с окружающим миром. Без этого нет гармонии. Вот я не был диссидентом при советской власти. Меня, правда, не выпускали за границу – как человека, отказавшегося от правительственной награды. В свое время мне решили медаль вручить, а я ее не ходил два года получать. Нет, я не фрондировал. Не ходил не потому, что не хотел, а просто все времени не было. А им – наверху – я уже стал неугоден. У меня так и в личном деле было написано – отказ от правительственной награды. Но с властью я не воевал. Потому что не умел говорить эзоповым языком. Я просто снимал кино, снимал ДРУГИЕ картины – такие, где не надо было врать. Ни в «Вертикали», ни в «Робинзоне Крузо» я не врал. В «Месте встречи...» можно было соврать, но мы все же как-то сумели обойтись без этого.
– В ваших картинах вам довелось работать с выдающимися мастерами – Ульяновым, Высоцким, Евстигнеевым. Сегодня есть такие?
– Есть. Например, я увидел Машкова на «Кинотавре» и сказал: «Володь, ты мне понравился во многих местах в «Ликвидации» даже больше, чем Высоцкий». Герои-то одинаковые, но где-то меня Машков просто поразил. Машков сказал, что это для него самый высокий комплимент.
– Сегодня на смену эпохе актерского кино, кажется, пришло время режиссерского диктата – не только в кино, но и в театре...
– Сейчас уже эпоха продюсерского кино. Две молодые девицы взяли миллион у государства, объявили себя независимыми продюсерами и стали снимать детский фильм. Режиссером взяли Леню Нечаева – известного русского и именно детского режиссера, который снял «Буратино», «Красную шапочку». Так вот он им не понравился, и его выбросили из картины. Как вам, а? А вот так – кто урвал у государства кусок, тот и хозяин. Тот и главный.
СПРАВКА