Природе отдохнуть не дал

Говоря о своей профессии, Константин Райкин часто использует образы и понятия, заимствованные из спорта: «Если ты спокойненько, пешочком, легкой трусцой будешь эту дистанцию преодолевать ежедневно, то почти стопроцентно, что от тебя в результате отстанут почти все. Ты их обгонишь…» Наследный принц, могущий всю жизнь жить на ренту с фамилии Райкин, он предпочел собственный путь. Видимо, ему так часто повторяли претенциозную сентенцию «на детях гениев природа отдыхает», что он решил не давать природе ни единого шанса на отдых.

Работа – его способ существования. В минуты интервью, встреч, бесед, в часы досуга он чуть-чуть напоминает химика, у которого где-то там, в лаборатории, идет опыт и колба стоит на огне. Вроде и включен, и азартен, и адекватен, но душа витает. Сам проводит аналогию: преданность театру он приравнивает к преданности влюбленного, который не может «отключиться» от своей любви.

Он проснулся знаменитым после «Труффальдино из Бергамо». Буквально «станцевав» своего Труффальдино, он влюбил в свою грациозную некрасивость миллионы соотечественников. Казалось, и маска найдена, и путь открыт, а лавры русского «Майкла Джексона» с гуттаперчевым телом и идеальным чувством ритма сами идут в руки. Но тема Труффальдино, веселого нахала, обаятельного устроителя судеб и нелепиц, исчезла так же стремительно, как появилась. Придя в «Сатирикон», Константин Райкин практически отказался от съемок. И как поселился в театре, так и продолжает жить в нем с 10 утра до ночи. Корреспонденту «НИ» на вопрос о том, как он проводит свободное время, Райкин объясняет, что у него нет такого понятия. Читает, занимается в спортзале, танцует – все время имея в виду «производственную необходимость».

Привилегия, которую он считает возможной для себя за «каторжный труд руководителя», – самому приглашать режиссеров и участвовать в процессе выбора пьесы и роли. Его способ существования в чем-то уникален. Гастролерское премьерство в труппе, свобода формирования собственной афиши, свобода играть спектакли, руководствуясь прежде всего собственными желаниями и интересами. И при этом – школьное послушание режиссеру в процессе работы, полная отдача себя в руки выбранного мастера.

Часто вспоминает, как изо всех сил сжимал зубы во время работы с Петром Фоменко над «Великолепным рогоносцем» Кроммелинка. Как держался из последних сил, чтобы не сказать режиссеру, как измотан он способом репетиций, где каждая мизансцена и каждая интонация меняются по двести раз. Сорвался только накануне последнего прогона. Долгий нервный монолог (как выяснилось, была включена трансляция) слушал весь театр. А утром на генеральной роль пошла… Безумец с детскими глазами доверчиво и с азартом отдавался владевшему им демону ревности. Фантом, поселившийся в его мозгу, перерождал Брюно, превращая его в чудовище. Брюно выходил на сцену молодым счастливым мужем – покидал ее поседевшим полусумасшедшим одиночкой. Внутри этого поэта-ревнивца пылал огонь подозрений, и он с мрачным восторгом сжигал себя в топке чудовищных фантазмов. Райкин играл превращение человека в маньяка, восторг этого превращения и его кошмар.

Превращения человека, перерождение человека, мучительное сращивание человека и беса – тема для Райкина постоянная. Бешеный фантазер Брюно и превратившийся в таракана Грегор Замза, «безумный только в норд-норд-вест» Гамлет и сходящий с ума Лир, гиньольный синьор Тодеро и фантасмагорический Ричард III, философствующий контрабасист и мелкий бес из «Косметики врага» – все это варианты одной темы. Человек в пограничном состоянии: между собственно человеческим и бесовским. Темное, страшное, подпольное и несчастное нечто живет в его героях. Экзистенциальный ужас перед миром и, еще больше, перед самим собой нашел в Райкине своего выразителя. Он умеет передать ужас зла, которое уродует не только душу, но и тело человека, зла, меняющего ткани, заползающего в каждую клеточку плоти.

Константин Райкин – актер, владеющий редким даром наделять своих химерических персонажей живостью почти сверхъестественной. Давать кошмарам и наваждениям фантазии сценическую плоть и кровь. Сыгранные им мелкие бесы вошли в историю театра. Но что важнее – в жизненный опыт его зрителей. Как-то Райкин сформулировал свою тягу к людям из подполья: «Играя отталкивающий характер, сам будто чище становишься, словно скверну из себя выжимаешь».

Легкий, азартный, взрывной Константин Райкин на сцене и вне ее кажется человеком, чья энергия буквально заставляет пульсировать окружающее пространство, а прожитые годы только добавляют мудрости и опыта в важнейшем деле строительства – профессии, театра, собственной души.