Джазовый музыкант Алексей Козлов:

– Василий Аксенов был великим джазменом. Не в музыкальном, конечно, смысле, а в общечеловеческом. Люди вообще все делятся на джазменов и на не совсем или совсем не джазменов. Это особый тип психологии и энергетики, который есть у тех, кто играет или обожает джаз. Так вот Аксенов был чуть ли не единственным из писателей, кто обладал этим качеством. Он всегда был способен на импровизацию. И главное – Аксенов никогда не был приспособленцем. Индивидуалист, я бы даже сказал – эгоист, не способный быть похожим ни на кого. Поэтому его, больше чем кого-либо еще в нашем поколении, не любили власти. Вася пережил много неприятностей, за это был лишен гражданства. Ему прямо сказали, чтобы выбирал: на Запад или на Восток. Он выбрал Запад. А когда вернулся, продолжал наращивать обороты, и мы узнали совсем другого Аксенова. Он, в отличие от многих своих коллег-ровесников, почивших на лаврах, продолжал искать новые формы, новые интонации, новый язык. Он быстро освоил совершенно новую для него действительность капиталистической России. Большинству изгнанников это не удалось, и они вторично покинули родину. А для Васи, хотя он и продолжал жить подолгу во Франции, это были скорее творческие командировки. Он там уединялся и писал, чтобы потом вернуться в Москву и ошеломить нас новым романом. Помню, когда он приехал впервые, еще при Горбачеве, он сначала растерялся, потому что попал совершенно не в ту страну, которую покидал в 80-м. Но он очень быстро освоил все: и ритм жизни, и новый жаргон, и совсем новую молодежную идеологию, к которой трудно привыкнуть людям старшего поколения. В этом смысле он тоже выделялся среди «шестидесятников». Интересно, что, когда ему дали в Москве квартиру в той самой высотке на Котельнической набережной, которая так замечательно описана в романе «Москва-ква-ква», и я пришел к нему в гости, он мне показал оконное стекло, на котором была выцарапана гвоздем надпись, извещавшая, что дом строили заключенные. Васино лицо было печально: он воспринимал это как привет из времени, когда носил клеймо «сына врагов народа»…

– Вы раньше познакомились с ним или с его книгами?

– С книгами, конечно, – его имя гремело. Но как-то встретились в Коктебеле, куда потом ездили с ним каждое лето. Мы сразу почувствовали, что принадлежим к одному сообществу – несогласных людей. Сколько мы погуляли по Коктебелю, по Крыму! Он мечтал когда-нибудь на паях купить там домик. Ездили в Старый Крым, присматривались, приценивались, но тогда это было невозможно и так и осталось мечтой. Когда он уехал, написал роман «Остров Крым». Я эту книгу больше всего у него люблю.

– А вы встречались в Америке?

– Нет, и по простой причине: меня туда впервые выпустили, когда Васе уже вернули советское гражданство. Но он мне часто присылал открытки, где для конспирации подписывался «Baks». Мы слова «баксы» тогда здесь не знали, но на самом деле эта подпись означала «В. Акс». А самым приятным в те годы было, когда он в одной из своих передач на «Голосе Америки» назвал меня «партизаном советского джаза». Эта кличка ко мне прилипла.

– Мало того, он вас изобразил в одном из романов.

– Да, в «Ожоге» он описал выступление «Арсенала» на его вечере в ЦДЛ на Рождество 1974 года. Мы пришли в оговоренное время, начали настраиваться. Выглядели тогда как хиппи: в джинсах, с длинными волосами. Пришел администратор и велел очистить зал. Мы смотали провода, вышли в фойе, но появился Аксенов, дал нагоняй администратору, и нас опять впустили в зал... Мы выступали последними. Пока ждали своей очереди, ко мне то и дело подходил администратор, человек по фамилии Семижонов, которого за глаза все звали Семижоповым. Полюбопытствовал, что будем играть. Услышав, что отрывки из одной оперы (это был «Иисус Христос – суперзвезда») вроде бы успокоился, но потом опять встревожился: «А не будет слишком громко?» Мне стало смешно, и я сказал, что будет совсем тихо, один раз очень громко, а потом опять тихо... После первой пьесы солидных писателей как ветром сдуло с кресел, и на их места моментально устроились настоящие хиппи, непонятно как туда просочившиеся (скорее всего, Аксенов же их и провел). Он питал к ним любопытство, хотя сам был, говоря по-советски, «стилягой» (мы-то друг друга называли «чуваками»). Мы перешли к исполнению следующего фрагмента, было громко, и товарищ Семижонов, стоя за кулисами, стал подавать знаки: мол, заканчивайте! Я делал вид, что не замечаю его негодования. Вася, стоявший там же, за кулисами, покатывался со смеху. Скандал был страшный. Но Аксенову это сошло с рук.

– Вы были участником первого «Аксенов-феста» в Казани. Какие у вас остались воспоминания от этой встречи с Аксеновым в его родном городе?

– Вася пребывал в чудесном настроении. Да и для всех нас это был праздник. Вася привез на родину людей, которых кто-то другой, в другое время и в другом месте ни за что бы не собрал: Беллу Ахмадулину, Гладилина, Александра Кабакова, Попова и Ерофеева, Андрея Макаревича с «Оркестром креольского танго». Мы с Аксеновым устроили джем-сейшн: он читал свои стихи, а я импровизировал на саксофоне… Знаю, что этой осенью – мэр Казани уже подтвердил – пройдет третий «Аксенов-фест», без Васи. Хотя он и в прошлом году туда не смог приехать: уже был в коме. К нынешнему фестивалю закончат реставрацию дома, в котором прошло его детство. Мэр подарил его Аксенову, теперь там откроется культурный центр.

– Алексей Семенович, какие его качества особенно проявлялись в дружбе?

– Он, будучи антисоветчиком, в дружбе следовал «кодексу строителя коммунизма» – идеальный комсомолец: верный, честный, открытый, веселый, с которым можно говорить о чем угодно. С ним было легко и просто.