Posted 7 июля 2005,, 20:00
Published 7 июля 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:29
Updated 8 марта, 09:29
– Валентина Ивановна, актрисы вашего поколения часто признаются в своей невостребованности. У вас как с этим?
– Мне кажется, что просто поменялись приоритеты. Не то чтобы я разлюбила свое дело, а дело не так меня любит. Часто я не вижу себя в тех ролях, которые мне предлагают. Недавно закончила очередные съемки – Сергей Безруков предложил мне сыграть роль матери Сергея Есенина в сериале «Есенин». Почему он выбрал именно меня, я не знаю. Чем больше я узнавала об этой женщине, тем больше была потрясена ее судьбой. Признаюсь, я очень радовалась этой роли.
– Я не ошибусь, если скажу, что вы были одной из главных красавиц советского кино. Были ли какие-нибудь истории, похожие на те, которые рассказывает Светлана Светличная об ухаживаниях каких-то миллионеров?
– Ой, нет, у меня не было никаких миллионеров. Если бы они и пригласили меня куда-нибудь, то я перепугалась бы до смерти. Меня всякие подобные проявления внимания угнетали.
– Но вас часто записывали в любовницы режиссеров?
– Да, вот это было очень часто. Но это же естественно, как без этого? Хотя доля правды в этом есть. Я имею в виду ощущения зрителя. Но есть и еще кое-что. Если режиссер не уверен в себе, то он утверждает актрису на роль по актерским данным. Уверенным в себе режиссерам – они к тому же еще и мужчины – важно, чтобы актриса нравилась и как женщина. При этом совсем не обязательно, чтобы между ними возникал какой-то роман. Сейчас некоторые режиссеры любят признаваться: «Вот есть такая-то артистка, она мне нравилась или нравится». Я бы разрыдалась, если бы такое услышала про себя. Мне всегда хотелось, чтобы меня прежде всего считали хорошей артисткой. Красивой же женщиной я себя никогда не считала.
– С кем из режиссеров у вас были особенные отношения?
– Со всеми. Мне очень важно, чтобы человек был приятен. Но романа не было ни с одним режиссером, хотя я очень влюбчивый человек. Может быть, я потому и верна до сих пор одному мужчине – своему мужу, потому что я постоянно влюбляюсь. Моя жизнь вообще протекает больше на приятии людей, поэтому так горько разочаровываться в них. Может быть, из-за этого я была закрытой, понимая, что не надо быть открытой.
– Но ведь ваша профессия – надевать маски!
– У хорошего артиста никогда нет маски – ни на сцене, ни на экране, ни в жизни. Он везде живой человек.
– Для вас было неожиданным, что президент Путин прислал телеграмму с поздравлениями на ваш юбилей?
– Честно говоря, было неожиданно, я же не статусная актриса. Не буду скрывать, что было приятно, хотя понимаю, что это формальность.
– В прежние, советские годы, когда вы были статусной, вас поздравляли высшие руководители страны?
– А я никогда не была статусной! Ни Брежнев, ни Андропов меня не поздравляли. Когда я получила государственную премию за фильм «Васса», то поздравления прислали Горбачев и Кулиджанов.
– При всей вашей звездности вас не встретишь на тусовках, на кинофестивалях...
– На кинофестивалях иногда бываю, а тусовки – это не моя среда. Каждый человек понимает, что его возбуждает в жизни, а что не возбуждает. Меня это никак не возбуждает.
– Разве посещать фестивальные мероприятия не одна из обязанностей артиста?
– Нет такой обязанности. Это мнение навязано. Я считаю, что актриса должна привлекать внимание ролями.
– В молодости вам тоже не нравилось быть в центре внимания?
– Иногда я соглашалась приехать на фестиваль, но чаще всего это было тогда, когда у меня было время. Для меня важнее была работа, и если надо было выбирать между кинофестивалем и съемками, то я выбирала съемки. А сейчас кругом совсем другое поколение, и иногда я на фестивалях чувствую себя неловко среди них.
– Вам не кажется, что некоторые российские кинофестивали превратились в некую ярмарку тщеславия – обязательно нужно все уши прожужжать: сколько денег потрачено на съемку фильма и сколько он собрал в прокате?
– Видимо, это какой-то необходимый период жизни. Вспомните, в определенный момент вообще все разрушилось. Актеры и режиссеры, особенно те, кто раньше много работал, пребывали в депрессии: работы не было, проката не было. Наши кинофестивали сначала у меня вызывали улыбку, а потом я примирилась с этим.
– На наши кинофестивали многие традиции пришли с Запада, да и в нашей жизни появилось то, что называют общечеловеческими ценностями. Но разве так плохи были наши советские или российские традиции, что их нужно отвергать и забывать?
– Совсем не плохие, очень даже хорошие были традиции. Я думаю, что еще немного, и мы придем к своим традиционным ценностям. Хочется верить в это. Наши ценности настоящие. Если они будут православными, то совсем будет хорошо.
– Вы знали, что в 70-е годы вам многие подражали?
– Недавно мне признался один водитель: «Моя жена очень была похожа на вас, поэтому я на ней и женился». Но мне иногда еще говорят кинокритики, что видели артистку, которая «пытается существовать в вашей манере».
– На Ренату Литвинову намекают?
– Если она и подражает, то манере Вали, которую я сыграла в фильме «Журналист».
– По-вашему, Литвинова пытается в ваш образ втиснуть свой смысл?
– Да-да, но этот смысл не свойственен этому образу. Получается какая-то манерность, а я никогда манерность не любила.
– Простите, а ваш труд сегодня оплачивается достойно?
– Все относительно, но я всегда предупреждаю, что сниматься бесплатно не буду. Чтобы тебя уважали, нужно, чтобы тебе платили за работу. Я хорошо знаю, что кинематографисты, особенно молодые, не уважают тех актрис, которые соглашаются сниматься за небольшие деньги. Последние 15 лет при советской власти у меня была высшая категория оплаты.
– Один очень известный артист вашего поколения рассказывал мне, как он снимался в сериале с одной молодой актрисой – он получал 200 долларов за день съемок, а она – тысячу.
– Так бывает, но вот, скажем, у Хуциева я и бесплатно снялась бы. К сожалению, сейчас молодежь покупает вещи не потому, что они им нравятся, а потому, что они от модного дизайнера. Это распространяется и на кино. Имя стало брендом. Если честно, то я не сама дошла до понимания этого. Как-то раз за мной не пришла машина, и меня попросили приехать на съемочную площадку на обычном, городском транспорте. Я начала собираться, а сын мне сказал: «Мама, как ты можешь себе позволять сниматься за такую сумму?» Но я никогда сама не называю сумму. Мне называют ее, и если она меня не устраивает, то я просто говорю: «Спасибо, нет».
– Многие артисты кино говорили мне, что театр для них отдушина. У вас, как я понимаю, романа с театром не получилось?
– Ошибаетесь. Те две работы, которые я сделала в Театре киноактера, критики считали удачными. Постоянного местопребывания в театре, или как говорят, семьи не получилось, хотя изначально мечтала о сцене и представляла себя только на сцене. Да и поступала я в театральное училище, но поступила в итоге во ВГИК, но и там нам все равно преподавали театральные актеры. Говорят, что театр – это семья, а кино – бригада, которая собирается на несколько месяцев. Но знаете, и театр может не оказаться семьей. Он может быть и террариумом. Часто театр становится кладбищем для большинства артистов, которые остаются невостребованными. В этом смысле кино для творческого человека дает больше возможностей. Когда я абстрактно мечтаю о театре, то мне хорошо. Когда же прихожу на спектакль в театр, то в большинстве случаев мне не нравится то, что происходит на сцене.
– Куда вы чаще ходите – в кино или театр?
– В свой цветник на даче.
– А правда, что ваш отец был кулаком?
– Да.
– А «кулацкие замашки» у вас есть?
– Только одна – во всем надеяться только на себя и все делать самой. Это я взяла от папы, но эта черта была свойственна и маме, которой повезло – такого человека, как моего папу, просто невозможно было не любить. За ним мы были как за каменной стеной, он умудрялся помогать нам, даже когда сидел в тюрьме, куда его посадили как кулака.
– Как же вы терпели ту власть, которая растоптала вашу семью?
– Знаете, все очень относительно. Разве нынешняя ситуация мало кого растоптала? Во-первых, у мамы хватило мужества никогда не посвящать нас в это. О том, что папа был кулаком, я узнала в 16 лет и от посторонних людей. Папа был очень умным человеком и понимал, что мне жить при этой власти. Единственное, что его беспокоило, – вступила я в партию или нет. За несколько лет до смерти он приехал ко мне в Москву и спросил меня: «А ты, дочка, в партию не вступила?» Я сказала, что не вступила, что у нас это не обязательно. А он продолжил: «Не надо тебе, дочка, вступать в партию». Кажется, это был его единственный совет, который он мне дал. Но почему не надо вступать, я не стала спрашивать.
– Разве наличие партбилета не улучшало жизни артистов?
– Ходили разговоры, что многие вступают в партию, чтобы роли получать. Но мне их и так предлагали, без членства в партии. Никто не подвергал сомнению то, что я актриса. Через одну знакомую мне дважды предлагали вступить в партию, но я сказала, что морально не готова. Я и тогда в церковь ходила, зачем мне была нужна партия?
Что касается папы, то я никогда не подвергала сомнению все, что он делал, даже когда узнала, что папа был кулаком. Мне было очень тяжело, когда я узнала это – сказывалось советское воспитание. Но поскольку я никогда не ставила его человеческие качества под сомнение и папа был для меня самым лучшим человеком в жизни, то внутренне я сформулировала для себя свое отношение так: «Если папа был кулаком, значит, кулаки были хорошие люди». Если же говорить об открытости, то вот с тех пор я замолчала. Спустя какое-то время мой старший брат рассказал мне, почему папа так беспокоился, что я подам заявление в партию. Дело в том, что мой старший брат был главным инженером леспромхоза, и ему, поскольку должность обязывала, предложили вступить в партию. Он подал заявление, а на собрании выяснилось, что он сын кулака, и ему отказали. Для брата это был сильный удар. И мой папа боялся, что мне предстоит пережить то же самое, что пережил мой брат. Он боялся, что мне придется страдать за его прошлое!
– Вас не смущает, что халтуру в кино или в театре теперь оправдывают выражением «пипл хавает»?
– Мысли об этом очень долгое время не оставляли меня в покое. Это пугает. Такое ощущение, что нас хотят загнать в стойло, дать пойло и превратить в быдло, в скотов. В принципе можно переключить канал, как нам говорят, но для чего тогда сто однообразных каналов? То, что происходит на ТВ, – это как бумеранг, который отплатит нам, отразившись на детях, да так сурово, что мало не покажется. Если раньше творческие люди старались поднимать обывателя до своего уровня, то сейчас большинство артистов с легкостью и удовольствием перешли на уровень обывателя.
– Я заметил, что многие актеры вашего поколения часто ходят в церковь. С чем это связано?
– Наверное, это душевная потребность. Меня радует, что сейчас в храмах много молодежи, много мужчин с детьми. Думаю, что они искренне веруют. Если для нашего поколения вера – это избавление от душевной депрессии, то для них, мне кажется, это более осознанно.
– Что вам дает вера?
– Твердость. Только вера может дать твердость в жизни.
– А работа и семья не дают ее?
– При вере все дает твердость, без нее все зыбко.
СПРАВКА
Валентина ТЕЛИЧКИНА родилась 10 января 1945 года в селе Красном Горьковской области. В 1967 году окончила ВГИК, в том же году вошла в труппу Театра-студии киноактера. Дебют в кино состоялся в 1965 году в картине «Таежный десант». Популярность пришла уже со второй картиной – «Журналист» Сергея Герасимова, где она сыграла роль журналистки Вали Корольковой (1967). На счету актрисы более 60 фильмов, среди которых – «Осенние свадьбы», «Зигзаг удачи», «У озера», «Начало», «Пять вечеров», «Впервые замужем», «Портрет жены художника», «Васса», «По главной улице с оркестром», «Менялы», сериал «Бригада». Валентина Теличкина – лауреат Госпремии РСФСР им. братьев Васильевых за участие в фильме Глеба Панфилова «Васса» (1985), премии Ленинского комсомола за создание образа современника в кино (1976), заслуженная артистка РСФСР (1976).