Лучше меньше, да лучше

В триумфаторы конкурса второй год подряд вышел Михаил Местецкий. В прошлом году он впечатлил любителей жанра «Незначительными подробностями случайного эпизода», упаковав в 28 минут многолетнюю (!) фантастическую историю двух застрявших в пути встречных поездов. В этом году режиссер уложился в 11 минут, рассказав о том, как снимался 10-минутный фильм «Ноги-атавизм» про ученого, который сначала удлинял людей, а затем принялся укорачивать. Жанр ленты – стеб, но не в вульгарном, а в терминологическом значении этого слова – пародийное мифологизирование на некогда сакральном материале. В данном случае – на старосоветской идее переделки человеческой природы для построения коммунистического общества, которая в постсоветских условиях терпит крах из-за сопротивления фабрикантов обуви. Фильм «Ноги-атавизм» получил (небывалый случай) сразу три награды – «Слона» от Гильдии киноведов и кинокритиков, приз зрительских симпатий и главный приз жюри, опередив каннского лауреата – «Дорогу на» Таисии Игуменцевой и ряд других интересных работ, как-то: «Проклятие» Жоры Крыжовникова, «День Победы» Игоря Гриникина, «Трещину» Анатолия Пухальского и «GQ» – режиссерский дебют известного актера Андрея Мерзликина.

Между тем добрался до середины полнометражный конкурс, в котором сошлось много фильмов, состоящих из коротких сюжетов, более или менее изящно смонтированных в нечто целое.

К тем, о которых говорилось в предыдущем репортаже (см. «НИ» от 6 июня 2012 г.), добавились картины «Жить» Василия Сигарева и «Аварийное состояние» Всеволода Бенигсена. «Жить» во многом является развитием предыдущей работы Сигарева, знаменитого уже «Волчка» – пронзительной ленты о девочке и ее почти архетипической «страшной матери». Теперь перед нами три истории о детях и родителях, бередящие самые глубокие и болезненные чувства: история о матери, потерявшей двух дочерей, история о матери, потерявшей сына, и история сына, которого гнобит собственная мать, потому что он напоминает ей бывшего мужа. Актрисы Ольга Лапшина и Яна Троянова так проживают свои роли, что уже не знаешь, кому сострадаешь – матерям, которых они играют, или самим исполнительницам, взвалившим на себя горе своих персонажей. И то, что у Павла Руминова в «Мертвых дочерях» было снято в жанре потустороннего хоррора, у Сигарева стало экзистенциальной драмой, соединяющей наш мир с иной реальностью.

Гораздо менее сильной, хотя лучше «сшитой», оказалась дебютная картина известного писателя Всеволода Бенигсена «Аварийное состояние», герои которой живут в одном разваливающемся многоквартирном доме. Трудно что-либо априори сказать о том, как ее воспримет неискушенный зритель, но для искушенного она почти целиком состоит из штампов, многократно использованных в фильмах и телесериалах. Причем штампов настолько неосмысленных, что они иногда вызывают стеб над автором. Хотя если бы то же самое было снято в стиле, допустим, «Криминального чтива» или в жанре стеба над теми штампами, фильм мог бы прозвучать иначе.

Первые односюжетные картины кинотавровского конкурса на фоне сильных многосюжетных смотрелись значительно хуже. «День учителя» Сергея Мокрицкого (ремейк польского фильма «День психа») производит впечатление искусственно растянутой короткометражки, поскольку ее герой – сорокалетний преподаватель литературы принадлежит к хорошо известному типу «чудаков на букву эм», и для его исчерпывающей характеристики хватило бы и десяти минут, столь плодотворно использованных Местецким. Но вместо лаконичной, эксцентричной и кинематографичной обрисовки персонажа нам подробно показывают, как он ест, одевается, садится на диван и даже испражняется. А для описания его убогого внутреннего мира прибегают к экранизации бездарного романа, который он сочиняет и который никак не согласуется с тем, как он читает и толкует Есенина на уроке в школе. Все это тем более обидно, что режиссерский дебют Мокрицкого «Четыре истории» был превосходным опытом многосюжетного повествования.

Иные проблемы у картины Александра Прошкина «Искупление», снятой по роману Фридриха Горенштейна. Намерения режиссера и значимость его «месседжа» вызывают большое уважение, но с художественным решением фильма согласиться труднее. То, что Великая Отечественная война не была сплошным Днем Победы, а была глобальной трагедией, то, что грехи и преступления, так или иначе, приходится искупать если не самим грешникам и преступникам, а их потомкам, – несомненно, но замысел и воплощение, идея и эстетическая материя – не одно и то же. Военное время так изъезжено кинематографистами вдоль и поперек, что найти на этой пересеченной другими местности новую тропинку чрезвычайно трудно – везде ступала чья-то кинематографическая нога. Фактуры, показанные в картине Прошкина, и некоторые его персонажи кажутся пришедшими не из действительности, а из других фильмов, и это, при полном сочувствии к автору картины, препятствует ее эмоциональному восприятию, что было заметно по реакции ряда профессиональных зрителей. Обычная публика вряд ли обратит на это внимание, но вовсе не факт, что ее увлечет содержание картины. Действие фильма происходит в послевоенное время, которое еще не обрело привлекательности мифа, но уже стало очень трудным для реалистического освоения.