Летящие драконы

Суть тайваньского спектакля сводится к сплаву восточных и западных влияний. С одной стороны, кун-фу, пластика китайской оперы и традиционные дыхательные практики, с другой – отголоски классического балета, приемы европейского модерн-данса, изощренная световая партитура. И это правильное решение. Демонстрировать вне Китая подлинную китайскую древность – все равно, что туристу пробовать настоящую (без адаптации к западной привычке умеренного применения специй) тайскую кухню на улицах Таиланда, ту, что мгновенно и сильно жжет рот. Сплав с современностью обеспечивает успех коллектива в Европе и Америке: без этого экзотическая труппа могла бы рассчитывать лишь на сравнительно небольшой круг знатоков и просвещенных любителей.

В принципе для европейского зрителя все эти кунштюки, красивые и загадочно монотонные, означают примерно то же, что созерцание абстрактной живописи: буквально ничего не скажешь, но чувствуешь некую структуру и законы ее гармонии. Но на это надо настроиться. И заранее узнать, что «Курсив» основан на искусстве древней каллиграфии. Тела танцовщиков на наших глазах создают причудливую вязь иероглифов. Кстати, хореограф Лин Хвай-мин при создании балета потребовал от артистов самим заняться каллиграфией, а потом призвал к телесным импровизациям на заданную тему, выстроив получившиеся в итоге упражнения в единое целое. Сходство «живых» иероглифов с нарисованными знаками усиливается видеопроекциями каллиграфических манускриптов, которым, как рассказали гастролеры, несколько тысяч лет. На фоне древних раритетов они и танцуют.

В китайской древности существовали разные виды письма, в том числе энергичная скоропись. Вот к ней, видимо, и обратился хореограф, называя балет «Курсивом». Знатоки узнавали в качаниях тел и рук так называемый травяной стиль каллиграфии: написанные им знаки самим китайцам напоминают «траву, колеблющуюся под ветром». По мнению автора балета, понимать, что означает иероглиф, публике не нужно, и самое неудачное восприятие балета случилось на его родине – Тайване, где зрители упорно пытались прочесть написанное в старых свитках. Хореограф «Курсива» черпает вдохновение исключительно в начертании знаков, игнорируя буквальную информацию и апеллируя к графической выразительности. В переводе на язык балета это значит: чем красивее поза или движение танцовщика, тем лучше.

Те, кто побывал за кулисами «Курсива», рассказывают, что перед спектаклем на сцене нет бурного телесного «разогрева» и хаотичной разминки, типичных для балетных показов: царит молчание, исполнители минут по сорок пребывают в одной позе – чтобы настроиться на нужную психологическую волну. «Спокойно, как в церкви или на кладбище», – говорит Лин Хвай-мин.

Результат тотальной медитации налицо. Иероглифы, выписанные специалистом, в Китае сравнивают с летящим драконом, плохой каллиграф – национальный позор, а оценка «пишет как курица лапой» звучит как приговор. Памятуя об этом, тайваньские танцовщики в одеждах цвета черной туши плавно выписывали телами идеальные начертания (под рвано рыдающую виолончель в партитуре современного китайского композитора). В иные моменты серьезные и сосредоточенные тайваньцы под экстаз барабанов взмывали в воздух, причем в многократном перевороте, стремясь передать экспрессию скорописи и напористость боевых искусств. И то сказать: если в древности предки умели рисовать знаки на панцирях, черепах и банановых листьях, то современникам начертать слово с помощью тренированного человеческого тела – почти пустяк.