Posted 7 июня 2006,, 20:00

Published 7 июня 2006,, 20:00

Modified 8 марта, 09:03

Updated 8 марта, 09:03

Почем кино не для народа

Почем кино не для народа

7 июня 2006, 20:00
Почем кино не для народа

По мере роста кинопроката и киноиндустрии к фильмам все чаще применяют не эстетические критерии, а кассовые. На проходящем сегодня в Сочи фестивале «Кинотавр» один киножурнал даже ввел новый рейтинг – просит критиков оценить фильм по пятибалльной шкале исходя из его кассового потенциала.

Развивая эту плодотворную мысль, следует считать коммерческой оценкой картины ее относительную прибыль, то есть отношение дохода к стоимости. Тогда «удовлетворительно» можно будет выставить картинам, достигшим порога окупаемости, которым является примерно троекратное превышение сборов над бюджетом (ибо львиную часть дохода забирают кинотеатры и прокатчики и производителю достается около трети общей кассы фильма). Имеются в виду, конечно, сборы в кинопрокате. Доходы от телевидеодистрибуции не учитываются.

Глядя с этой прагматической точки зрения, можно ввести еще один показатель – цену билета, которую пришлось платить любителям «элитарного» кино, если бы оно не дотировалось государством. К примеру, если фильм, стоивший 1 млн. долларов, собирает в кинопрокате 200 тыс. при средней стоимости билета 4 доллара, это значит, что его посмотрело около 50 тыс. зрителей. Считая порогом окупаемости миллионной ленты 3 млн., в пересчете на одного зрителя получаем 60 долларов, то есть стоимость билета на эстрадный концерт, что, в сущности, логично. Так, может, стоит попробовать снимать кино «по подписке»?

Если описанную выше шкалу приложить к конкурсной программе «Кинотавра», почти вся она свалится в околонулевую область. Взять, к примеру, «Странника» – дебютную ленту Сергея Карандашова, отчасти похожую на «Остров» Павла Лунгина, описанный в предыдущем репортаже из Сочи. Там и тут в центре сюжета – полуюродивый целитель. Но если Лунгин собирает известных актеров (Мамонов – Сухоруков – Дюжев – Кузнецов) и вполне рационально строит повествование, то у дебютанта и команда слабее, и сюжет почти невменяем, так что на продирание к сути дела сквозь криминальную интригу (убийство старца-отшельника) приходится потратить немало сил. Увы, это ничем не окупается, поскольку убийство не находится в причинно-следственной связи с исцелением мальчика-инвалида, который, выросши, и рассказывает всю историю фильма. Совсем как у Германа-старшего, использовавшего этот прием в фильмах «Мой друг Иван Лапшин» и «Хрусталев, машину!».

И если прокатные перспективы «Острова» неопределены, поскольку четкость сюжета и присутствие на экране известных лиц начинает сказываться на кассе, то относительно «Странника» можно сказать, что ему не светит ни в кинотеатрах, ни на телевидении. А жаль, потому что у дебютанта есть кинематографическое зрение, которое стоило бы употребить на разглядывание вещей более интересных, чем показанные в его первом фильме.

Кстати, в нашем игровом кино, видимо, следует ожидать такого притока «религиозных» картин, какой был лет пять назад в документалистике: жития святых, чудесные исцеления калек, искушения лукавым да изгнания бесов ждут воплощения.

Столь же скептически следует оценить и прокатные шансы «Нанкинского пейзажа» Валерия Рубинчика – весьма переусложненной истории из старосоветских времен про некоего загадочного русского и его связь с китаянкой. Критерий «без двух бутылок не разберешься» здесь не работает. Во всяком случае, после двух просмотров становится не яснее, а темнее. Был ли герой советским шпионом, был ли вообще, был ли у него роман с китаянкой, или все это лишь сон некой бабочки, нарисованной китайской тушью на русской бумаге, неизвестно. Среди зрителей на «Кинотавре» царил разброд – кто ругался сквозь зубы, кто подобно Лие Ахеджаковой утирал слезы, кто умножал версии происшедшего. Фильм, похожий на галлюцинацию курильщика опиума, вынуждает вспомнить стихотворение Лермонтова: «Есть речи – значенье темно иль ничтожно, но им без волненья внимать невозможно». Вопрос только в том, что это «невозможно» распространяется лишь на ничтожную часть потенциальных зрителей, прочие не станут и внимать.

Другой случай – «Человек безвозвратный» Екатерины Гроховской, где одну из ролей сыграла Галина Логинова-Йовович, мать Милы Йовович. Это, попросту говоря, сериал о нескольких семьях провинциального городка, урезанный до полутора часов, нашинкованный и перемешанный, в результате чего на третьем монтажном скачке зритель потеряет нить рассказа и утратит к нему всякий интерес. Если рассматривать фестивальный конкурс как конкурс заявок на будущие сериалы, то заявку Гроховской следует оценить высшей мерой и приговорить к реализации в формате «Санта-Барбары». Но как кинофильм он не выдерживает концептуальной критики, поскольку не отвечает на вопрос, зачем было нарезать и смешивать, если это не добавляет смысла.

Тот же вопрос следует задать и многим другим авторам, которые знают, что в кино нужен монтаж, но в отличие от Гриффита и Эйзенштейна не знают, зачем он. Самоцельное превращение сюжетов в пазлы, которые должен складывать сам зритель, – бессмысленное занятие, дуплетом убивающее прокат и художественное качество. Обычный пазл куда полезнее – покорпишь, но получишь ясную картинку. Складывая кинопазл, в большинстве случаев и силы потратишь, и толку никакого, и денег за билет жалко.

"