Posted 7 апреля 2015,, 21:00

Published 7 апреля 2015,, 21:00

Modified 8 марта, 03:51

Updated 8 марта, 03:51

Комическая и космическая

Комическая и космическая

7 апреля 2015, 21:00
Современную оперу «Титий Безупречный» в Камерном музыкальном театре имени Покровского поставил Владимир Мирзоев.

Чтоб спектакль появился на свет, должно было многое случиться. Шекспир в XVI веке должен был написать убийственную (тридцать четыре трупа) пьесу «Тит Андроник». Другой драматург, наш современник Максим Курочкин – создать пьесу по мотивам классика под названием «Титий Безупречный», этот прозаический текст – с изменениями и сокращениями – спет в нынешней премьере. Московский Камерный театр должен был пригласить на постановку драматического режиссера Владимира Мирзоева, а тот – заказать музыку композитору Александру Маноцкову.

Чрезмерность кровавых страстей у раннего Шекспира (кроме горы покойников, три отрубленных руки и один отрезанный язык) не могла не спровоцировать соавторов оперы на черный юмор, жгучую иронию и тотальный абсурд – после Хармса и обэриутов, Ионеско и Беккета дорога ему открыта. Речь идет об эмоциональном климате, вбирающем в себя и перманентный настрой актуальных творцов, и ощущение (в том числе и у публики Камерного театра, устроившей хороший прием спектаклю) того, что сатирическая антиутопия – вечно актуальный жанр. Да и разнокалиберные культурные приметы в декорациях: две готические горкульи, висящие по бокам, золотые тибетские барабаны, покрытые письменами, скульптура античного юноши-куроса (вид спереди) – поданы как бы с ухмылкой, которая возникает, когда миллион раз сказано об очевидном.

Курочкин сделал трагифарс о далеком будущем, в котором люди, покорив космос, выдохлись интеллектуально и генетически, им на смену идут другие сущности, с чем человечество пытается еще бороться. Капитан военного космического корабля (Павел Паремузов) – удалец галактических войн («я убил семью дельфинов бейсбольной битой»). Ему как герою научного эксперимента показывают перелопаченную до бреда (о чем он не знает) пьесу Шекспира, надеясь, что зритель-Капитан после просмотра найдет рецепт по спасению человечества. Финал – в смысле надежд – открытый. Капитана трясут (в буквальном смысле) Аналитик-убийца и Администратор-убийца – организаторы эксперимента, хотя он не готов выдать ни бе, ни ме, ни кукареку. Но, может, спаситель что-нибудь скажет, когда упадет занавес? Соавторы «Тития» ссылаются на киноэпопею «Звездных войн» как на источник вдохновения. А теперь представьте, что герои «Возвращения Джедая» не говорят, а поют оперными голосами.

Фабула оперы обнажает главный принцип абсурда: все не то, чем кажется. Высокие принципы, доведенные до крайности, оборачиваются кошмарной противоположностью. Мир на сцене почти оруэлловский: общественное пафосное благо – это жизнь под надзором, безупречность сродни тупости, «ненасильственность» армии – садизм, убийство сыновей – подарок родине в высших целях, а право на частную жизнь – государственная награда. Постановка и музыка органично легли на возможности труппы Камерного театра, обнаружившей страсть к скоморошничанью. Три солиста с общим именем Сгусток – организаторы и комментаторы действия, поющие и собственные реплики, и общие ремарки, похожи на мудрецов из вахтанговской «Принцессы Турандот». Еще одна троица – Генеральные Бюрократы (правители описанного социума) – ярка и вокально, и актерски. Спаситель миров, обожаемый народами Титий (Александр Полковников) несгибаемо принципиальный – и в итоге несчастный. Циничный и непотопляемый Архитектон (Герман Юкавский). Ничтожество и карьерист «из грязи в князи» Субурбий (Борислав Молчанов). Есть и женщины, например спятившая от ада семейной жизни жена Тития, она же – Нерегулярная жена Капитана (Екатерина Большакова). Впрочем, почему спятившая? В мире кривых зеркал безумие – нормальная рутина. А фраза одного из персонажей – «мы воюем против себя, и боюсь, что мы побеждаем» – просто констатация факта.

Маноцков написал «цитатную» партитуру, в которой происходит игра с разными композиторами, прежде всего – с Генделем и Стравинским. Хотя и фразы из Прокофьева, кажется, пару раз прозвучали, и дальневосточная музыка обозначилась, и «шпрехштимме» (ритмическая мелодекламация), любимица европейского оперного авангарда, тоже присутствует. Программная эклектика, когда бормотанье клавесина перемежается с шепотом хора в мегафоны, а серийная техника музыки – с барочными речитативами и сопрановыми руладами, соответствует множеству культурных слоев либретто. И каким еще языком рассказать насмешливую сказку о человеческой привычке снова и снова наступать на те же грабли?

"