Posted 6 декабря 2012,, 20:00
Published 6 декабря 2012,, 20:00
Modified 8 марта, 02:21
Updated 8 марта, 02:21
Актриса Ольга Кабо
– Ольга, каково ваше отношение к историческим картинам? Насколько они должны быть развлекательными и насколько – познавательными?
– Бывают картины исторические, основанные на реальных фактах, где в центре внимания – великие победы и незабываемые эпохальные события. В прошлом году мне посчастливилось сняться в подобном серьезном кинофильме пана Ежи Хофмана «Варшавская битва. 1920 год». А бывают жанровые картины, историко-приключенческие, в которых главный акцент – на вымышленных приключениях героев. Как в нашей «Уланской балладе». История здесь служит скорее фоном для сюжета. И те, и другие имеют право на существование. А далее все зависит от желания зрителей, хотят ли они просто развлечься или идут в кино с познавательными целями.
– Почему вы дали согласие сниматься в «Уланской балладе» Олега Фесенко, несмотря на то, что режиссер предложил вам лишь роль второго плана?
– А вы смотрели фильм? Каково ваше мнение?
– Я с удовольствием посмотрела «Балладу» – это замечательная, легкая авантюрная история. Безусловно, роль Рыжей Марты вам удалась!
– Спасибо вам за такую оценку! Я очень люблю костюмные роли, ведь в сегодняшнем кинематографе это такая редкость. Играя в основном главные роли, я прекрасно понимаю прелесть ролей второго плана. Задор и «рыжину» моему образу придал режиссер. Мы встретились с ним непосредственно перед первым съемочным днем, и он, увидев, какой грим мы подготовили с гримерами – благообразные темные букли, классический прямой пробор в духе того времени, скептически спросил: «Ну что, опять «Кабо» играть будем?» Я почему-то обрадовалась такой постановке вопроса: «Нет, ни в коем случае «Кабо» мы играть не будем!» И воодушевленный Олег выдает: «Значит так: будешь рыжая, конопатая, вся в веснушках и без ресниц, один глаз зеленый, другой черный. И все время надо не по делу подхохатывать». Но ведь такой образ надо долго готовить, а начало-то съемок уже завтра, в восемь утра! Но художники-гримеры совершили настоящий подвиг – за ночь умудрились всё смастерить. Наутро из Минска были доставлены зеленые линзы (мы снимали часть фильма в Белоруссии), парик был готов, но мне он показался недостаточно рыжим. И бедным девочкам в срочном порядке пришлось перекрашивать волосы. И когда все сложили вместе, из зеркала на меня смотрела задорная красноволосая особа, никакого сходства не имевшая с актрисой Ольгой Кабо. А зеленые и бордовые цвета моих костюмов еще больше подчеркнули яркость образа! Новая внешность помогла мне изменить манеру разговаривать, двигаться, я будто «ассимилировалась» со своей героиней. Я всецело доверилась режиссеру, и оба мы с интересом фантазировали в контексте сценария. Рыжую Марту полюбила вся съемочная группа. Автор сценария, он же продюсер Глеб Шпригов настолько проникся к своей «обновленной» героине, что даже дописал несколько смешных сцен для меня, за что ему большое спасибо. Так что благодаря импровизациям и творческому отношению вместо положенных четырех съемочных дней получилось одиннадцать.
– Вы единственная женщина в нашей стране – профессиональный каскадер. В этом фильме ваши навыки пригодились?
– Ничего экстремального от меня не требовалось. В одной из сцен надо было проскакать на лошади галопом в женском седле, что для меня не в первый раз. Но те клячи, на которых мы с пани Беатой (Аней) должны были красиво скакать по осенней аллее на фоне старинного замка, трудно было назвать скаковыми лошадьми. Кроме хромающей рыси мы из них ничего выжать не смогли. А все получилось для меня даже к лучшему, ведь на тот момент я еще не знала, что была в положении, и скачки мне были вовсе ни к чему (у актрисы и ее мужа Николая в июле родился сын Виктор. – «НИ»).
– Вы можете считать себя синтетической артисткой, вы столько всего умеете...
– Да, мой учитель Сергей Бондарчук говорил, что грядет век «синтетических» актеров, умеющих делать всё. И «коня на скаку», и «в горящую избу», и петь, и плясать... Так что надеюсь, я не подвела своего мастера.
– Где вам проще играть: в кино или в театре?
– Думаю, в нашей работе вообще нет ничего простого, все требует знаний, навыков, владения профессией. Но сцена – более живой организм. В театре всегда есть возможность «работы над ошибками», в созданном спектакле никогда не поздно что-то изменить, усовершенствовать. Спектакль не стоит на месте, он живет нашими впечатлениями, настроением и вообще сегодняшним днем. В кино же готовый фильм уже никак не изменишь. И очень много зависит от режиссера и монтажа. Не случайно Сергей Эйзенштейн говорил, что кинематограф – это «монтаж аттракционов». Я обожаю сниматься в кино, но считаю, что по-настоящему почувствовать актерскую профессию возможно только в театре.
КАДР ИЗ ФИЛЬМА
– Режиссер Андрей Кончаловский в недавнем интервью нашей газете сказал, что для театра очень важны слова, а кино – действо, которое можно смотреть на любом языке.
– Вынуждена не согласиться с Андреем Сергеевичем. И в кино, и в театре главное – действие. И если актеры на сценической площадке или на экране взаимодействуют, то даже если фильм или спектакль идут на непонятном зрителю иностранном языке, можно легко понять, что происходит и о чем хотели сказать авторы. Приведу пример из собственного опыта. На фестивале в Баден-Бадене нам с Ниной Шацкой довелось играть поэтический спектакль «Память о солнце», посвященный творчеству Анны Ахматовой. Играли для немецких зрителей, которые, уверена, не владели русским языком. Но несмотря на это, они прекрасно поняли настроение и смысл происходящего, и по окончании у них на глазах стояли слезы. Мне кажется, слова вторичны, если, как говорил Станиславский, «играешь верно».
– Ольга, скажите, это случайное совпадение или у вас какой-то «польский период» в творчестве?
– Вы правы. В Театре имени Моссовета я играю пани Юлиасевич в спектакле по пьесе Запольской «Мораль пани Дульской». И последние два года я частый гость в Польше. Работая у Хофмана, да и в «Уланской балладе» – замки XIX века снимались именно там,– я очень полюбила эту замечательную страну. Было приятно, когда польские зрители узнавали меня на улице, просили автограф и говорили: «Добре артистка!»
– У каждого в жизни есть книги, которые человек может перечитывать много раз. А для вас какая книга стала настольной?
– После восьмого класса я перешла в театрально-литературную школу при Щепкинском училище. У нас был потрясающий педагог по литературе – Лев Соломонович Айзерман. Я очень хорошо помню его уроки, посвященные как раз эпопее Льва Толстого. Изучая роман, мы учились любить настоящую литературу и нашу великую историю, читать между строк, думать, мыслить, излагать свои мысли на бумаге. А сразу после школы я поступила во ВГИК, в мастерскую Сергея Бондарчука, автора знаменитого фильма по роману «Война и мир». Так что в результате не только роман, но и его экранизация стали для меня «настольными».
– А ваша дочка читает книги?
– Танечке сейчас 14 лет, она учится в Академии хореографии при Большом театре, и из-за большой занятости на чтение, да и вообще на общеобразовательные предметы, у нее почти совсем не остается времени. Но Таня все же, может быть, под моим сильным нажимом старается прочитать хотя бы школьную программу. Хотелось бы, чтобы наши дети знали историю своей страны, чтобы зачитывались шедеврами русской классики... Ведь в российской истории и литературе – истоки русской души!
– Как вам кажется, дети готовы сейчас к восприятию русской истории?
– Конечно! Как-то нам с Ниной Шацкой случилось выступать все с тем же ахматовским спектаклем в пионерском лагере «Орленок». Нашими зрителями были подростки 11–14 лет. Представляете: лето, солнце, море, каникулы, а тут мы со своей высокой поэзией! Нам было очень страшно, мы даже думали отменить выступление. Боялись, что ребята не поймут, что им будет неинтересно. Спас ситуацию директор «Орленка». Перед началом он рассказал детям про времена «ежовщины», про сталинский режим, про трагедии и судьбы талантливых поэтов, про Серебряный век русской литературы... И шумные зрители вдруг затихли и на одном дыхании выслушали труднейший спектакль... Мы порой недооцениваем наше подрастающее поколение, а ведь ребята гораздо глубже, умнее, чем мы о них думаем. Главное – их заинтересовать, разбудить любопытство. Я верю в воспитательную силу искусства, верю в загадочную русскую душу и в наших детей!
– Как вам кажется, легко ли сейчас воспитывать в детях патриотизм?
– Могу судить по своей старшей дочери. Был момент в ее жизни, когда Таня готова была отказаться от своей мечты стать балериной, устала от строгого режима и постоянных ограничений. И я посчитала, что насильно заставлять ребенка заниматься балетом невозможно, ничего хорошего из этого не выйдет. И мы с Татьяной решили, что она поедет учиться в Англию в Школу искусств. Полгода учебы в Англии очень сильно изменили дочку. Она повзрослела, научилась самостоятельности. Но перед Новым годом заявила: «Мама, я взрослый человек (тогда ей было одиннадцать лет), я имею право на главное решение в своей жизни. Так вот, я хочу быть балериной и учиться балету только в России, только в Москве, потому что русская балетная школа самая сильная в мире». Я считаю, что дочь свершила настоящий патриотический поступок. Вернулась и доказала, что умеет отвечать за свои слова. А недавно она принимала участие в балете «Тщетная предосторожность» на сцене Большого театра, который специально для учащихся поставил сам Григорович!
– Чем, по-вашему, могут еще гордиться россияне, кроме классического набора – балета, литературы и искусства?
– Силой недюжинной, ведь недаром же мы победили и в 1812, и в 1945 годах... Верой своей. Людьми, заинтересованными, чтобы русская культура процветала.
– А как вы относитесь к проявлениям протестных настроений в нашей стране, к митинговому движению?
– Я человек неравнодушный, но аполитичный, на Болотной площади вы меня не встретите. Все, что я думаю или чувствую, я выражаю и высказываю на сцене. Я имею возможность выбора проектов, в которых мне интересно участвовать. И не случайно мой выбор пал на спектакли, посвященные творчеству Ахматовой, Цветаевой, – авторов, которые сразу заявляют свою человеческую и жизненную позицию.
– Вы снимались в «Комедии о Лисистрате», играли в «Сирано де Бержераке», поэзия Серебряного века стоит у вас в репертуаре. Какая эпоха по духу вам ближе всего?
– Я – отсюда, из нашего с вами времени! Но благодаря профессии мне интересно путешествовать по временам с моими героинями – будь то XVII, XIX или XX век, но всегда находить в любом времени что-то современное, понятное и знакомое сегодняшнему зрителю.
– А какая эпоха кажется вам совсем уж доисторической?
– Первобытно-общинный строй. Хотя, мне кажется, человеческие отношения, по сути, не изменились. Об этом мы и пытались сказать в фильме Аллы Суриковой «Две стрелы» по одноименной пьесе Александра Володина, действие которой происходит в каменном веке. Мы все играли вроде бы первобытных людей, но люди не меняются, ими движут те же страсти – алчность, завоевательные амбиции, жажда наживы, любовь, желание. Так было и будет всегда.
– А как соотносятся поэзия и время?
– Великая поэзия не подвластна времени, и вообще, поэзия – есть вечность. Это исповедь, это молитва... Последние два года я живу стихами Серебряного века. Все началось с литературного спектакля «Любил, что знаешь ты об этом?», в котором мы с замечательным актером Валерием Бариновым читаем стихи и прозу прекрасных поэтов и писателей – Шекспира, Есенина, Цветаевой, Ахматовой, Северянина, Бунина, Блока... Позже с певицей Ниной Шацкой мы сделали ахматовский проект «Память о солнце», о котором мы уже с вами говорили и на который я с удовольствием приглашаю всех поклонников творчества Анны Андреевны 13 декабря в Дом музыки. И, наконец, посвящение Марине Цветаевой – «Я искала тебя...» опять же в содружестве с Ниной Шацкой, премьера нашего нового «детища» состоится 2 февраля тоже в Доме музыки.
– Мое любимое стихотворение Цветаевой – «Генералам 1812 года»…
– Я его тоже очень люблю. Но наш новый спектакль – диалог матери и дочери, Марины Цветаевой и Ариадны Эфрон. В названии – первая строчка стихотворения Ариадны, посвященного Марине: «Я искала тебя всю ночь, и сегодня ищу опять, но опять ты уходишь прочь, не дозваться и не догнать…» Ариадна ведет сокровенный разговор с уже ушедшей матерью. Она вспоминает счастливые времена своего детства, трагические дни разлуки с близкими, но главная тема ее размышлений – бессмертие поэтического наследия матери.