Posted 6 ноября 2014,, 21:00

Published 6 ноября 2014,, 21:00

Modified 8 марта, 04:12

Updated 8 марта, 04:12

Не востребованная при жизни

Не востребованная при жизни

6 ноября 2014, 21:00
Сусанна УКШЕ 1885, село Грабово Пензенской губернии – 1945, Алма-Ата

Сусанна Укше – из лютеранской семьи. Отец – онемеченный латыш, мать – немка. При введении паспортов в начале 1930-х годов Сусанна Альфонсовна, в отличие от братьев и сестры, назвалась немкой, из-за этого в конце концов и погибла. Но и правильная национальность ничего не гарантировала: сестра Наталья умерла еще в 1934 году, а младший брат Борис, талантливый конструктор, работавший с А.Н. Туполевым, был расстрелян как враг народа в 1938-м.

Закончив классическую гимназию в Муроме, Сусанна преподавала в ней же немецкий и французский языки. Затем снова училась, уже в Петербурге: сначала на экономиста, следом на юриста. Оба эти образования были востребованы на службе в Психоневрологическом институте, где она еще и заведовала библиотекой.

Профессор юридического факультета Михаил Андреевич Рейснер, познакомившись с Сусанной в институте, пригласил ее для занятий иностранными языками со своими детьми – Игорем и Ларисой. С Ларисой Рейснер, которая была моложе на десять лет, Сусанна подружилась и даже попала в качестве эпизодического лица в ее «Автобиографический роман». Правда, описана там свысока и снисходительно.

Обе молодые женщины были увлечены одним и тем же никак не взрослевшим юношей, беззащитным перед жизнью Алексеем Лозина-Лозинским, автором весьма изощренных стихов, – но увлечены были по-разному. Во всяком случае Сусанна Укше на протяжении тех почти тридцати лет, которые прожила после его самоубийства в 1916 году, постоянно вспоминала его и в стихах, и в письмах.

Без Лозина-Лозинского Петроград для Сусанны Укше опустел, а после захвата власти большевиками и вовсе стал чужим, и она вернулась к родным в Муром. Но семейное имение было разграблено, жизнь оскудела, и мать, не выдержав унижений и произвола, застрелилась.

В стихотворных откровениях настоящего поэта нередко выговаривается больше, чем сам он знает и может объяснить. И если мы внимательно вчитаемся в неброские пейзажные стихи Сусанны Укше, написанные весной и летом 1917 года, то вздрогнем от предчувствия в них и иностранного вторжения, и Гражданской войны. Почему вдруг на ночной Мойке возникают призраки британских гренадеров, а грядущая осень покроет обвитые виноградом колонны не красным или пурпурным, а багрово-кровавым налетом? Почему травы не пожухнут, а обязательно почернеют и невеселую зиму надо будет прожить «под гнетом снегов»?

Очевидно, это Лариса Рейснер подбила подругу испытать себя в условиях военного похода. Как бы иначе Сусанна смогла попасть весной 1920 года на службу в Волжско-Каспийскую военную флотилию? Но флотилией командовал муж Ларисы – Федор Раскольников, сама Лариса была по совместительству его адъютантом, и Сусанна Укше недолго, но побывала заведующей культурно-просветительским отделом флотилии. При ней был взят город Ленкорань и захвачен белогвардейский флот в иранском порту Энзели. Этот эпизод своей жизни Сусанна вспоминала с ужасом, хотя ее на военные операции и не брали.

«Всё мое участие в этом деле, – рассказывала она в одном из последних писем, – заключалось в том, что, когда они уходили в море, я каждый вечер слезно молилась: «Дай, Господи, чтобы их никто не убил и чтобы они никого не убили».

Как это похоже на стихи Максимилиана Волошина о войне красных и белых:

А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.


Потрясенная известием о расстреле Николая Гумилева, Сусанна Укше пыталась представить себе, как это было. Ее поразил рассказ петроградского матроса о том, что в Питере людей сажали на баржу, вывозили в море, там убивали и выбрасывали за борт (об этом, кстати, упоминает Михаил Кузмин в стихотворении «Баржи затопили в Кронштадте…»). Это могло значить, что у Гумилева даже могилы нет. И Сусанна в одном из своих стихотворений, посвященных памяти Гумилева, приняла эту версию. Но стоило ей прочитать само стихотворение в московском кружке «Литературный особняк», как ее вызвали на допрос в ОГПУ. Следователя интересовало, какие цели она преследовала, читая это стихотворение. Иначе говоря, не покушалась ли она тем самым на власть? К счастью, ответ успокоил любознательного правдоискателя: «Свое стихотворение о Гумилеве я прочла потому, что считаю его лучшим».

Сусанна Укше стихи писать не переставала ни в 20-е годы, ни в 30-е, ни в 40-е, много переводила, в частности Данте и Петрарку, а одно время рифмовала не только по-русски, но и по-немецки, и по-французски, и по-итальянски. С 1921 года входила во Всероссийский союз поэтов. Писала о себе: «Я старая поэтесса московская, давно признанная». И действительно, у нее был круг ценивших ее профессионалов.

Но стихотворных книжек у нее не было. При жизни, в 1920-е годы, в небольших коллективных сборниках появились всего девять ее стихотворений. Если что-то где-то еще проскользнуло, то до сих пор не выявлено. Только через 62 года после смерти, уже в XXI веке, появился первый солидный сборник стихов Сусанны Укше.

В июле 1941 года ее как немку высылают в башкирский поселок на реке Белой. Самостоятельно ей удается перебраться в Алма-Ату. Здесь условия были несравненно лучше. Была надежда получить хоть какую-то работу. Но именно здесь меньше чем за три месяца до конца войны Сусанна Укше скончалась в больнице от истощения.

Могила Гумилева была засекречена. А могила Сусанны Укше просто затерялась.

Мойка
Весенней ночью дремлет Мойка
Широкой лентой серебра.
И спят голландские постройки –
Затеи грозного Петра.

Литовский замок опаленный
(«Ах, если б встали старики…»)
И темно-красные колонны
Над бледным зеркалом реки.

Деревья пахнут пряной лаской,
Под аркой стынут корабли.
И гренадер в медвежьей каске
Маячит в призрачной дали.
24 мая 1917

* * *
На балконе увядшие листья лежат,
Меж деревьев – таинственный шум,
И любимых цветов дорогой аромат
Не развеет нерадостных дум.

Скоро осень холодною гостьей войдет,
Озираясь на старый балкон,
И покроет багрово-кровавый налет
Виноградные листья колонн.

Почернеют душистые травы лугов,
Мои ласточки тронутся в путь. –
Невеселую зиму под гнетом снегов
Надо будет прожить как-нибудь.
31 июля 1917

* * *
Жестокий век! Великий и кровавый, –
Когда земля вздымалась от могил,
И каждый день венчался новой славой,
И каждый день былую хоронил.

Заговорили все свинцом и сталью,
И вот войной пошел на брата брат,
И дети улыбаться перестали,
И утром солнцу каждый был не рад.

И разучились мы смотреть на небо,
И по ночам мы не видали звезд;
И каждый грезил о кусочке хлеба,
О теплой ласке разоренных гнезд.

И все узнали нищету и холод,
Решетку, дуло черное в упор,
И небывалый, нестерпимый голод,
И страх безумия, и мрак, и мор. <…>
3 марта 1926

* * *

Я знал, что означает немцем быть
и как вопросом могут оскорбить
за сколько-то (я не считал!)
кровинок,
когда я в детстве угодил на рынок
и вдруг одна из местных продавщиц
меня спросила:
«Правда, что ты фриц?»


Меня приобнял раненый солдат:
«Отстань, ну что,
он в этом виноват?»,
прижав к махоркой пахнувшей
шинели,
и вмиг замяли дело, не шумели,
и кто-то даже сунул шоколад, –
спаси нас Бог от горечи подслад.

Так с детства я знаком
с подобной темкой
и довообразить могу легко,
что значит быть в сельце
башкирском немкой
и поворчать, что скисло молоко.

А эта немка в роли красной леди,
хоть слова «леди» на немецком нет,
на кораблях Раскольникова Феди
на Каспии вела свой культпросвет.

Матросам не по глоткам был,
хоть тресни,
с горластой левой девой
«Левый марш»,
но маузер шел так Ларисе Рейснер –
игрушка королевы комиссарш!

Что ж Федю ты не упасла, Лариса,
когда, в чужой руке узнав Москву,
он, выброшен в окно, лицом зарылся
в подстриженную вежливо траву.

Что ж клёшников оставила, Сусанна,
по-свойски их, как братиков, любя?
И стольких бы тогда с ума свела она,
а получилось, лишь саму себя!

Матросы бушевали на бульваре.
Ее молитвой шепот вслед им был:
«Дай Бог, чтоб никого не убивали…
Дай Бог, чтобы никто их не убил…»

Погибли – на Руси и на чужбине –
придуманной романтики послы,
и всех, кого не надо бы, убили,
и всех, кого бы надо, не спасли.

Евгений ЕВТУШЕНКО

"