Победила презумпция согласия

О фильмах Джанелидзе, Абдуллаева и Хачатряна шла речь в первом репортаже (см. «НИ» от 31 августа 2011 года), так что начнем с «Семейного инстинкта» (Латвия) – фильма о тридцатилетней деревенской женщине с двумя детьми, прижитыми от родного брата. Брат досиживает срок, будучи уверен, что его упекла сестра, сболтнувшая односельчанам, кто отец ее отпрысков. Пока он сидит, героиня проживает то с одним, то с другим, а после возвращения братца забирает детей и скрывается с влюбленным в нее соседом в неизвестном направлении. Картина снята в реальной деревне, ее герои, скорее всего, реальные деревенские жители, и на первый взгляд все это драматическое представление похоже на реальное кино из жизни маргиналов, которые относятся к снимающим примерно так же, как обезьяны в зоопарке, – с той разницей, что одни выпрашивают еду, а другие – деньги. Но если присмотреться к перемещениям камеры, видно, что герои разыгрывают сцены по команде режиссера. Хочется понять, где в них правда, а где вымысел, но у зрителя нет возможности установить истину, ответив на ключевой вопрос: «Что там было на самом деле?» Хотя, может быть, подсознательная цель фильмов этого «парадокументального» направления состоит как раз в том, чтобы убедить нас в непознаваемости киномира.

«Инокиня» Галины Адамович – лента тоже полуигровая, но она этого и не скрывает. Ее героиня, в одиночку вырастив детей, постриглась в монахини, руководит церковным хором и перед каждой съемкой просит у своего начальника благословения, оно же разрешение, а после съемки, не исключено, согласовывает с ним снятый материал, если это не вынуждена делать сама Галина Адамович. Очевидно, что в таких условиях можно отразить на экране только стерилизованную реальность, притом пропущенную сквозь сознание инокини. Это, естественно, не претензия (нельзя же упрекать режиссера в том, что он не установил в монастыре прослушку и видеонаблюдение), а констатация ограниченности возможностей документальной камеры. Тем более что в фильме виден многолетний режиссерский труд (первая ее съемка датируется 2003 годом), а судьба матушки незаурядна и интересна.

Герои игрового фильма «Свинец» известного узбекского режиссера Зульфикара Мусакова – два высокопоставленных друга, один из которых после войны возглавляет МВД, а другой – НКВД Узбекистана. Оба верят Сталину и борются с «врагами народа» до тех пор, пока второй из них не вынужден заняться сфабрикованным делом своего родного брата. Тут разрыв между чувством и долгом достигает такого размера, что герой пускает себе пулю в лоб. По замыслу все это напоминает один из лучших советских фильмов 1960-х – «Жестокость» Владимира Скуйбина по повести Павла Нилина, но исполнение оставляет желать лучшего – возможно, потому что постановку контролировали потомки узбекских чекистов и милиционеров, выведенных в картине. В «Жестокости» все ясно и четко – молодой и принципиальный идеалист сталкивается с цинизмом зарождающейся репрессивной машины и, потеряв смысл жизни, совершает самоубийство. Но какие принципы и какая совесть могли быть у человека, руководившего этой машиной и чуть ли не ежедневно подписывавшего приговоры людям, чьи дела стряпались его же подчиненными? «Свинец» выходит из этого противоречия простейшим образом – оставляет за кадром то, что могло бы скомпрометировать совестливого чекиста. Иными словами, фильм делает героя хорошим за счет того, что скрывает его плохие стороны. Но такая позиция уместна для адвоката преступника, а не для художника, которому лучше бы вести себя подобно беспристрастному следователю.

Второй фильм с металлическим названием – «Красная ртуть» Андриса Пуустумаа (Эстония), ранее поставившего в России «Красный жемчуг любви» и «1814» – бойкие, но, как пошутил один сетевой каламбурист, «пуустоватые» ленты. Такова же и его эстонская работа, снятая, как он сам признался, «по заказу Госкино», хотя организации с таким названием в Эстонии не существует. Начальный титр не без гордости сообщает, что действие картины относится к началу 1990-х, когда Эстония стала центром экспорта цветных металлов и заняла первое место в Европе по числу убийств. Последнее весьма сомнительно (а как же Россия!?), но чего не напишешь ради национального престижа. Сюжет сводится к тому, что три эстонских придурка – первый совестливый, второй ни то ни се, а третий – патологический убийца, и один русский отморозок хотят нажиться на перепродаже мифического ртутного порошка, купленного в России, а за ними гоняются почти такие же отмороженные эстонские менты. В пересказе похоже на комедию, но это не комедия, равно как не драма и не боевик, а нечто неопределенное и поверхностное, но при этом вполне смотрибельное, так что заказ режиссер отработал. В общем, речь идет о людях, потерявших всякую ориентацию в новом геополитическом пространстве, образовавшемся после распада СССР, и если бы эту картину снимал режиссер, владеющий не только ремеслом, но искусством создавать экранные характеры, могла бы получиться содержательная картина.

Нетрудно заметить, что программа Кинофорума была пущена против обычного фестивального течения, при котором фильмы, имеющие призовые шансы, размещают во второй половине фестиваля. Здесь же будущий главный призер, то есть фильм Джанелидзе, был продемонстрирован первым, а замкнула конкурс картина Сабита Курманбекова «Нежданная любовь» (Казахстан – Франция), ни на какие призы, кроме разве что приза зрительских симпатий тех зрителей, которым за 60, претендовать не собиралась. Это абсолютно традиционная история сватовства одинокого старого казаха, друзья которого пытаются подыскать ему подругу жизни и возят его по окрестным бобылихам. Единственный оригинальный момент картины состоит в том, что одного из друзей играет Жерар Депардье, недурно изображающий совершенно русского на вид местного немца (!).

Если таким опосредованным способом составители программы хотели намекнуть, что тенденцией развития общего постсоветского кинопространства должно стать движение от авторского кино к зрительскому, они своей цели достигли.