Posted 6 июля 2010,, 20:00

Published 6 июля 2010,, 20:00

Modified 8 марта, 06:48

Updated 8 марта, 06:48

Испытание кино

Испытание кино

6 июля 2010, 20:00
Программа нового международного кинофестиваля Voices («Голоса»), открывшегося в Вологде, выглядит весьма радикально. Злая политическая фантастика («Восьмая страна чудес») сочетается с психоаналитическим триллером («Горечь») и провокационным хоррором («Мученицы»). Аналогичные прецеденты имеют место и в других регионах Р

В фильме «Восьмая страна чудес» Николя Альберни и Жан Маш пытаются представить, к каким глобальным последствиям может привести бурное развитие виртуальных сообществ, стихийно возникающих в Интернете. Понятие «страна», точнее – «государство», до сих пор было чисто географическим – это прежде всего некая очерченная территория, население которой помимо собственной воли включено в определенную систему отношений и подчинено определенным правилам. Самопроизвольное провозглашение новой страны на карте мира нарушает основополагающий принцип нерушимости границ и обычно вызывает военный конфликт. А что если государством провозгласит себя реально существующая общность людей из разных стран мира – например, сообщество, образующее социальную сеть? Выберет собственного президента, начнет вести свою политику и выдвигать требования к странам, например, «большой восьмерки»? Нечто подобное, кстати, только что случилось в камерном масштабе, когда несколько десятков кинематографистов, недовольных тем, как управляется материальный Союз кинематографистов, образовали новый, практически виртуальный Киносоюз, который начался с интернет-обращения нескольких видных деятелей кино и недавно был признан вполне реальным Министерством культуры наравне со своим предшественником.

Последствия столь беспрецедентного международного акта и рассматривают молодые французские режиссеры, чья картина, дерзко экстраполирующая реалии компьютерной революции, смешивает утопию с памфлетом. Чего стоит одна только сцена встречи иранского и российского президента с участием первых леди обеих стран, которая начинается с лицемерных комплиментов и по вине переводчика заканчивается угарной коммунальной склокой. Вряд ли такое может произойти в реальности, но по воодушевлению зала в этот момент было хорошо слышно, как соскучились зрители по карнавальному снижению «высокой» политики, исчезнувшему с российских телеэкранов в нулевые годы.

Название британского фильма «Экзамен» (тоже показанного на фестивале) трехсмысленно. Речь в нем идет о трех экзаменах: о том, который держит автор, снимая мини-бюджетный фильм с восемью героями, запертыми в одном помещении; о том, который проходят персонажи, желающие занять открывшуюся престижную вакансию; и о том, в который попадают зрители, знающие ровно столько же, сколько герои, и наравне с ними пытающиеся найти ответ на поставленный экзаменаторами вопрос. Точнее, не поставленный, поскольку испытуемым приходится искать не только ответ, но и вопрос, не подозревая о том, что критерием оценки кандидата является его поведение во время экзамена.

Ставя себя в положение экзаменатора (а критикам нередко приходится выступать в этой роли, например, во ВГИКе), следует поставить дебютирующему режиссеру (он же соавтор сценария) Стюарту Хезелдайну крепкую четверку. Равно как, между прочим, и российским начинающим кинематографистам Климу Шипенко («Кто я?») и Анне Матисон («Сатисфакция»), отметившимся на «Кинотавре» столь же камерными и столь же любопытными работами.

Что же касается радикализма, то самый экстремальный фильм фестиваля сделал, несомненно, Паскаль Ложье, превративший экран в камеру пыток, в эдакий маленький Освенцим, где старые резонерствующие садисты подвергают юных девушек чудовищному эксперименту по умерщвлению плоти.

Сначала, впрочем, кажется, что смотришь обычный маньячный триллер, снятый с единственной целью вызвать мозговую рвоту, родственную той, что наступает после посещения бойни. Но когда на экране появляется пожилая дама, толкающая изуверскую речь о том, что возвышение духа достигается посредством истязаний тела и лишь у человека, над которым поработали естествоиспытатели вроде тех, что практиковали в фашистских концлагерях, понимаешь, что авторский замысел несколько изощреннее. Тем более что дама проталкивает еще одну мысль – что подлинное знание (вернее, признание) о переходе на тот свет можно получить лишь от запредельно истерзанного человека, чья душа в момент отрыва от грешного тела уже видит очертания горнего мира.

Выдержать такой киноэкзамен неподготовленному зрителю, прямо скажем, нелегко. Что же касается подготовленного, то, глядя на весь этот кроваво-красочный кошмар, ему трудно отделаться от мысли, что посредством экранного воссоздания ужасов Паскаль Ложье всего лишь избывает собственный садомазохистский комплекс. Беда в том, что это изживание комплексов относится к очень многим авторам, сводя их произведения, как однажды выразился Юнг, «к простому психологическому симптому», отменяющему эстетическое отношение к показываемому.

"