Террариум страсти

Накопив богатый опыт спектаклей-инсталляций, польский режиссер в «Африканских сказках» сделал своего рода мозаику сцен и цитат из трех шекспировских трагедий, из произведений южноафриканского Нобелевского лауреата Джона Максвелла Кутзее и афроамериканского активиста-революционера Элдриджа Кливера, а также монологов драматурга Важди Муавада.

Прологом к череде эпизодов, не связанных между собой сюжетно, а смонтированных скорее по несходству, – стал проецируемый на задник сцены анимационный вариант цитаты из философской драмы Акиро Куросавы «Жить» – разговор в кафе между пожилым человеком, больным раком, и молодой барышней, стиль жизни которой он хотел бы перенять. После чего действие переносится на авансцену – король Лир делит наследство между дочерьми, предварительно требуя от них красочного изложения дочерней привязанности. Следующий эпизод – самый продолжительный и выразительный, – история Шейлока, пораженного в правах иноверца, обманутого и преданного и деловым партнером, и законом, и дочерью.

Следующая история – об Отелло, ряженом африканском диктаторе, утратившем власть и ставшем марионеткой в руках своих белых сподвижников. И о разлюбленной и разлюбившей Дездемоне, оскорбляемой и унижаемой пьяными «дружками» своего супруга. Затем следует бьющий наотмашь откровенностью монолог обнаженной женщины преклонного возраста – о занятиях любовью под струнный квартет Шуберта и о сексуальном пристрастии к темнокожим. Предпоследним фрагментом становится речь Корделии у постели умирающего от рака гортани Лира, из которой можно сделать недвусмысленный вывод о склонности Лира к педофилии.

Лира, Отелло, Шейлока – эти предельно контрастные шекспировские характеры, – здесь играет один актер Адам Ференци. И при желании можно представить, что все рассказанные истории – суть варианты единой судьбы человека, которому не задалась жизнь: ни в делах, ни в любви, ни в семье. Протагонисты – маргиналы (еврей Шейлок, темнокожий венецианский мавр и старик Лир) у Варликовского – выступают одновременно и жертвами агрессии и агрессорами. В мире «Африканских сказок» нет правых и виноватых. Угнетателями зачастую выступают отторгаемые обществом гомосексуалисты, а угнетаемые и сами находят, кого унизить. Пронзительные монологи женщин «вскрывают» все слабости и темные стороны шекспировских героев.

Все это разнообразие персонажей, смыслов и эпох помещено в аквариум-трансформер, прозрачные стенки которого то раздвигаются на всю ширину сцены, то уезжают далеко вглубь. Происходящее на сцене порой и впрямь кажется рассказом «из жизни рептилий». Действие по обе стороны стекла порой подчеркивает двусмысленность ситуаций, а иногда делит персонажей на игроков и болельщиков. (Нечто похожее сценограф Малгожата Шенсняк строила и для «(А)полонии» Варликовского, приезжавшей в Москву прошлой весной).

Средства же для выражения смыслового многообразия Варликовский выбрал самые радикальные – не политкорректные анекдоты, порновидеоряд, имитации разного рода сексуальных извращений и, само собой, обнаженные тела. Однако такое натужно-постмодернистское наслоение косвенных смыслов и цитат зачастую заводит в тупик, лихорадочно начинаешь соображать, к чему все это, эмоционально выключаешься, а иногда просто отключаешься от происходящего на сцене.

К третьему действию переполненный в начале зал ТЮЗа опустел ровно наполовину – этот арт-продукт длиною в пять с половиной часов требует подготовки, терпимости и подлинно научного интереса.