Posted 6 июня 2011,, 20:00

Published 6 июня 2011,, 20:00

Modified 8 марта, 06:28

Updated 8 марта, 06:28

Кино между публикой и критикой

Кино между публикой и критикой

6 июня 2011, 20:00
Открытие нынешнего сочинского киносмотра было, пожалуй, самым концептуальным за всю его немалую историю. Со сцены убрали ведущих, и внимание публики сосредоточилось на полиэкране, в разных частях которого физиономии Ивана Охлобыстина поочередно произносили монологи от лица Продюсера, Режиссера, Прокатчика и Зрителя. В

Исключение этой единственной составляющей, которая отличает кинопроцесс от процесса производства и потребления поп-корна, было подчеркнуто тем, что критиков под занавес торжественной церемонии мимоходом назвали дебилами. Для чего использовали вырезанные из контекста слова Андрея Смирнова в адрес итальянских критиков, когда-то освиставших решение жюри Венецианского кинофестиваля под его предводительством.

Андрей Смирнов, получивший более чем заслуженный приз за честь и достоинство, был героем вечера вместе со своей дочерью Авдотьей, чьим фильмом «Два дня» открылся кинофестиваль.

Бурный роман высокопоставленного столичного чиновника в ранге замминистра с научной сотрудницей провинциального музея-усадьбы вызвал восторг большинства и скепсис меньшинства, включавшего вышеупомянутых критиков, опять показавших, сколь далеки они от простого кинематографического народа.

Интересно, что ближайший предок «Двух дней» – снятый в разгар перестройки фильм Эльдара Рязанова «Забытая мелодия для флейты» про любовь чиновника и медсестры был встречен, пожалуй, с большим единством, благодаря беспощадному отношению авторов фильма к герою, олицетворявшему для них и для зрителей ненавистный правящий класс. «Два дня» в этом смысле более компромиссны и конформны, поскольку Смирнова и ее соавтор Анна Пармас допускают не только возможность любовных чувств между представителями исконно враждебных классов – интеллигенции и бюрократии (это бы еще куда ни шло), но и вероятность того, что чиновник подставит под удар свои классовые интересы ради интересов вражеского класса.

Разумеется, мелодрама по сути своей призвана убеждать не то что в возможности, а в неслучайности невероятного – что директриса завода выйдет замуж за слесаря, а миллионер полюбит проститутку и откажется от разорения конкурента. Но придать таким сюжетам правдоподобность – задача не из простых, тем более если решить ее надо так, чтобы решения не было видно.

Несмотря на профессионализм создателей фильма, их расчет – по крайней мере для искушенного зрителя – быстро становится заметен и портит удовольствие от хорошо разыгранных сцен и остроумных диалогов. Особенно в финале, где переродившийся герой за кадром отправляется к премьер-министру, чтобы разоблачить коррупционеров, и выходит оттуда с повышением по службе.

Еще более заметным это стало на пресс-конференции на фоне того неподдельного нонконформизма, с которым режиссер призвала журналистов отразить ее возмущение тем фактом, что из титров картины было вырезано имя продюсера Рубена Дишдишяна, недавно уволенного из созданной им компании «ЦПШ». И вообще сказала много бескомпромиссного по поводу нынешней бюрократии, едва ли менее опасной для общества, чем коммунистическая.

Фильмы второго дня не вызвали столь явных «ножниц» восприятия. «Громозека» Владимира Котта (по имени персонажа старого мультфильма) оказался историей трех приятелей, которые в советском детстве скандировали «Завтра – будет – лучше – чем вчера», а когда завтра наступило, то обнаружили себя несчастными на всю голову. Герой-хирург на операционном столе сначала убивает ребенка, потом находит у себя рак в последней стадии, а в промежутке мечется между женой и любовницей подобно Бузыкину из «Осеннего марафона». Герой-шофер похоронил жену, а теперь теряет дочь, ставшую порномоделью, и в отчаянии нанимает бандита, чтобы тот изуродовал ей лицо. Бандитом же оказывается сын третьего героя – капитана милиции, чья жена давно ему изменяет… и так далее. В фильме задействован хороший актерский состав (Николай Добрынин, Леонид Громов, Борис Каморзин, Евгения Добровольская и другие), есть превосходные по режиссуре эпизоды, но от целого, несмотря на попытки просветления, остается впечатление того, что Выготский называл «житейской мутью».

Следующей в конкурсе стояла документальная «Революция или смерть» Виталия Манского. Он выступил еще и оператором собственной картины, целиком снятой на Кубе и построенной на контрасте между неиссякаемым жизнелюбием кубинцев и условиями, в которых они живут при кастровском режиме. Никто в фильме не называет эти условия собачьими, но ввиду того, что в кадр естественным образом попадают голодные бездомные собаки, сравнение напрашивается. Хотя Манский не только избегает публицистики и соответственной политизации фильма, но старается не работать на простых визуальных контрастах и не отражать специфической атмосферы вокруг любой киногруппы, снимающей жизнь в тоталитарной стране.

Если «Родину или смерть» покажут на Кубе – это будет знаком перемен на Острове свободы, с которого уже полвека бегут люди, желающие почувствовать вкус настоящей свободы.

"