Posted 7 марта 2020, 11:13
Published 7 марта 2020, 11:13
Modified 7 марта, 14:58
Updated 7 марта, 14:58
Сергей Алиханов
Тая Ларина родилась в Москве. Окончила Литературный институт имени Горького и Московский государственный психолого-педагогический университет.
Стихи публиковались в журналах: «Нева», «Юность», «Новая Юность», «Север», «Кольцо А», «Введенская сторона», «Луч», «Литературный факел», «Ликбез», «LiteraruS» (Финляндия), «Лексикон», «Флорида» (США), «45-я параллель» и других Интернет-изданиях. Тая - автор книг «Просо» и «Закон радости».
Тая Ларина - победитель конкурса среди молодых авторов имени Л. И. Ошанина. Ее творчество отмечено премией «Триумф», премией имени Анны Ахматовой.
Член Союза писателей России.
В просодии Лариной и внутренний, и внешний мир вербально воссоздается, воплощаясь в тексты, своеобразными лирическими обращениями, конечно, в первую очередь к самой себе. В концепции постмодернизма личность является содержательным компонентом многих многомерных категорий. Тем удивительней, что в стихах Лариной суть всегда является простой и даже очевидной — когда поэт уже подвел лирический, глубинный смысл в заключительных строчках:
Мы росли, словно трава возле забора,
Выросли и – вот – свернули горы,
Русла рек поворотили вспять,
После нас уж мира не узнать.
После нас – потоп или цунами,
Это всё задумывалось нами –
В мире оставляли мы свой след.
След остался, только мира нет.
Во вдохновенном — совершенно поразительном! — понимании сущности собственных творческих озарений, предшествующих и приводящих к созданию поэтических текстов, поделилась сама Тая Ларина: «...страдать и чувствовать — далеко не одно и то же. ...тот момент, когда ты выбираешься из ожидания, захлебываясь и хватая воздух ртом, ложишься на траву или асфальт, несколько секунд смотришь в небо — перед очередным прыжком в пустоту — сразу же, сейчас же превращается в стихи. Беззвучные, не облаченные в слова, стихи. Перекрывающие боль и страх.
И вот потом, стоя на своем любимом перроне, ты смотришь на убегающие вдаль (классика же) рельсы и вспоминаешь. Несуществующее прошлое.
Подбираешь для него слова. Чтобы сохранить его в несуществующем будущем. Чтобы стихи перестали колоться изнутри, ты вычитываешь их на ветер, и он послушно несет строчки вдоль путей — к следующей станции...
Когда они долетают до человека, бесцельно болтающегося на соседнем перроне, его накрывает. Он перестает понимать и начинает чувствовать...».
Только такое проникновенное и трагическое понимание может привести и приводит! — к написанию:
Жертвы приносят равно Земле и Небу,
Принят подарок – радуйся до поры.
Жалко собачек было, но только где бы
Нам удалось другие найти дары?
Космос огромный, холодно в нём, сыночек.
Примет собачку, может, не тронет нас...
Кто бы нас спас от этой бескрайней ночи?
Мы бы его послушали в этот раз.
Именно это стихотворение привела на своей странице в ФБ наш автор, прекраснейший поэт и издатель, Дана Курская, объявляя о дне и часе Презентации сборника, который выпустило как раз ее издательство «Стеклограф».
Дана Курская закончила свое обращение важнейшей фразой: «Почему важно сегодня прийти в 19.00 в «Экслибрис» на презентацию книги Таи Лариной? Потому что она реально крутая. Я считаю ее лучшим поэтом нашей возрастной группы. По крайней мере, для меня — это так».
Об этом же Дана говорила, открывая презентацию в «Экслибрисе», и поздравила автора с новым сборником стихов, выпущенным ее издательством как раз в преддверии Женского праздника.
«Новые известия», пользуясь случаем, поздравляют прекрасных и издателя, и поэтессу, а также всех своих читательниц с 8-м марта – с Международным женским днем!
О высоком даре говорил и Данила Давыдов, выдающийся литератор, литературовед и аналитик, поэт и тоже наш автор, видео-фильм: https://youtu.be/fLRPLpuYLsk
Почитатели поэзии Таи Лариной на сайте стихи.ру после прочтения оставляютблагодарные пожелания:
«Это так хорошо, это - про меня. Спасибо.».
«У вас удивительные, мудрые стихи...вдыхайте Божью Любовь и выплескивайте её в своем творчестве.».
«Пишу скорее не для автора (чтобы не зазнавался))) - шучу, конечно)), а для читателей: приходите сюда, смотрите, какое чудо!!!»
Это трогательное обращение и к нашим читателям — читайте, действительно чудо:
Вдох…
«Стихи рождаются из боли…»
Из слов не сказанных когда-то,
Что всё же вырвались на волю.
Но ты уже не виновата.
Ты их уже не произносишь,
Они из горла сами хлещут.
Ты слишком долго в сердце носишь
Какие-то смешные вещи:
Ответное письмо кому-то,
Улыбку брошенную где-то,
Ещё какую-то минуту
Конца или начала света,
Цветов волшебных аромат,
Настенный разноцветный мат –
Всё смешивается наугад.
Слова, как бедная душа,
На волю вырваться спешат,
Толпятся, топают внутри,
(Хоть плачь, хоть пой, хоть говори),
Едва-едва покинув ад,
Летят на свет из Райских врат.
Они не требуют ответа.
И нет твоей заслуги в этом.
Но можно зато в картинном смущении,
Ворот пальто теребя,
Сказать… (это будет как посвящение):
«А это стихотворение
я родила от тебя».
Саманта
Грету Тунберг раньше звали Саманта Смит,
У неё была замечательная идея.
В каждом ребёнке что-то такое спит,
Отчего он с годами старится и седеет.
Прорастает одиночество изнутри,
Стрелка щёлкает: десять, пятнадцать, двадцать.
Но пока они любят тебя и верят тебе, смотри.
Это значит, пока ещё незачем их бояться.
У Саманты всё получилось, и вместе с ней
Мир поверил в силу мира, труда и мая.
А у Греты Тунберг задание посложней,
И она сама его толком не понимает.
Если ты ненавидишь мир, как его спасти?
В прошлой жизни кончилась вера в добро и чудо,
А тебе повторяют: «Главное не расти»,
Ожидая покорного: «Я поняла. Не буду.
Из детей вырастают чудовища вроде вас».
Обведённая лёгким контуром карандашным,
Кем она вернётся к нам в третий раз?
Даже думать страшно.
Ремонт
Надумаешь плакать, а слёзы тебе отключили.
За неуплату, наверное… Ну бывает.
Может быть, что-то чинят в подвале или
В ЖЭКе решили: ты временно неживая.
Коммуникации не отвели, но всё же
Отрубили тепло и внутренний свет пока что.
Капитальный ремонт – это совсем не сложно,
В современном мире в нём нуждается каждый.
Каждый второй потом остаётся красивым,
Чистым, уютным, будто ни в чём ни бывало.
Тише, тебе потом пригодятся силы.
Делать вид, что не было этого затопленного подвала.
***
В битве добра с добром победила битва.
Бродят среди убитых адепты зла,
шепчут свои неправильные молитвы
(правильная кого-нибудь бы спасла).
Как им теперь прожить без чужих советов?
Кто им заглянет в паспорт или кровать?
В поле растёт трава, прорастая к свету,
и никому не хочется воевать.
Дружба
У Таньки подросток-сын и всё время сумки,
У Аньки – карьера в банке и ипотека.
Когда я встречаюсь с ними на остановке,
То делаю вид, что совсем не училась в школе.
10-го «Б» никогда не случалось с нами,
Никто не прогуливал химию с физкультурой.
Знакомые лица – да мало ли их бывает?
И Танька глаза отводит, и Анька смотрит
В экран смартфона с утроенным интересом.
Как хорошо, что мы не такие дуры,
Чтобы кричать друг-другу: «А помнишь, помнишь?»
Всё, что я знаю про банки и ипотеки,
Всё, что я знаю про подростковый возраст,
Я прочитала Вконтакте. Мы типа дружим.
Не удалять же. Там ничего. Там можно.
Дети
Больше всех детей не любят дети –
Истина избитая, олдскул.
Их существование на свете
Вызывает у меня тоску.
Всяких в ползунках и джинсах драных
Развелось внезапно пруд пруди.
Это мне пока ещё всё рано!
Это у меня всё впереди!
Я ещё не думала взрослеть и
Вовсе не могла предположить,
Что умру, а эти… Эти… Эти
После моей смерти будут жить.
***
Они рожают детей и выходят в космос,
А ты домой возвращаешься после школы.
Недавно взяла и зачем-то обрезала косы,
Бросила фотокружок и секцию баскетбола –
Времени мало, жалко вот так тратить.
Жизнь впереди радостная, большая.
Ты идёшь и вспоминаешь платье,
Которое на выпускной сама себе обещала.
Ты идёшь и отражаешься в лужах,
И фонари освещают твою дорогу.
Для настоящего счастья так мало нужно.
Но тебе пока ещё хочется очень много.
...Они возглавляют списки и комитеты,
Они запрещают к импорту кока-колу,
И ты почти тридцать лет наблюдая картину эту,
Все никак не можешь вернуться домой из школы.
***
У девочки из будущего нет
Ни имени, ни голоса, ни слуха.
Она приходит к детям как старуха.
Пусть дети её старше на сто лет.
Кромешный космос, мерный белый шум,
Безжалостная чуждая наука...
Что будет, если я сейчас решу,
Что у меня совсем не будет внуков?
Вот только бы их страшный хохот стих,
Гуляющий в аллеях зоосада,
Пускай услышит хоть один из них,
Когда я попрошу их всех: «Не надо!»
Напишем повесть, выпустим кино,
В честь вас запустим трассу Пермь – Юпитер.
Всё, что хотите. Но взамен одно:
Не приходите к нам, не приходите.
После
После каждой войны говорят, что войны не будет,
Что теперь-то уж точно не будет войны совсем.
Улыбаются сверху грустно седые судьи:
Ну конечно, не будет, лет пять. Или даже семь.
Нет! Мы всё осознали! Мы же друг другу люди!
Как прекрасен мир... Сколько солнца в нём и котят!
А войну оставим этим из киностудий,
Пусть с ней делают что хотят.
А они хотят.
Ведь война восхитительна: красочно, громко, ярко!
Ведь подарка зрителям лучшего не найдёшь.
И они подготовят побольше таких подарков.
Ну а мы подготовим свежую молодёжь.
***
И увезти ребёнка жить туда,
Где яблоки стучат по старой крыше,
Где колется холодная вода,
Когда в неё заходишь. Пусть подышит.
Хоть он подышит воздухом живым,
Без привкуса бетона и бензина.
Родить ребёнка, положить в корзину
На мягкую подстилку из травы,
И аккуратно в воду опустить,
И всё смотреть, пока та будет плыть.
Умыться, сесть, взглянуть в глаза врачу
И повторить чуть слышно: «Не хочу».
Кораблик
Пойдём кататься на кораблике
На зависть разношёрстной публике.
Потом повесим фотки в паблике:
Вот мы на палубе, вот в кубрике.
Вот мы уже стоим на мостике
В какой-то позе из гимнастики
(Я буду в сером платье простеньком,
На этот раз не Роза, Настенька).
И тотчас лёд под нами тронется,
А что же нам с тобой останется?
Ты слышишь? Входит в город конница,
И со страницы сходит странница.
И девочка на подоконнике
В нарочно купленном купальнике
Любуется преградой тоненькой
И всплесками соседской паники.
Потом и мы с тобой докатимся
До белочек и прочих котиков.
За этих дурочек расплатимся.
И за романтику с экзотикой
***
Мы росли, словно трава возле забора,
Выросли и – вот – свернули горы,
Русла рек поворотили вспять,
После нас уж мира не узнать.
После нас – потоп или цунами,
Это всё задумывалось нами –
В мире оставляли мы свой след.
След остался, только мира нет.
Страны
Многих стран на самом деле не существует,
Их придумали авторы толстых энциклопедий,
Путеводителей, «Сказок народов мира»,
Сочинили и дурят доверчивых иностранцев.
Вот Полина, с детства мечтавшая о Париже
(Нотр-Дам, круассаны, кофе, велосипеды).
Вот Андрей, который однажды уедет в Мюнхен
(Средневековый город, порядок, пиво).
Вот Санёк, уверенный: есть на земле свобода,
До неё лететь и плыть сорок лет не жалко.
И он будет лететь и плыть,
А потом, под старость, всё поймёт
И сдаст билет на круизный лайнер.
И пока Полина стоит посреди Монмартра,
Окруженная француженками в хиджабах,
И пока Андрей рассудительно валит на фиг,
Как ему посоветовал бравый баварский гопник,
Александр Петрович, кряхтя объясняет внукам:
«Есть земля, по которой вечно ковбои скачут,
Есть земля, что достойным дарит свои богатства,
Там танцуют твист молодые миллионеры
И газетчик Джим становится президентом.
Нужно верить, дети. Чужая земля прекрасна.
И не дай вам бог однажды там оказаться».
***
Хорошо быть эльфом, гоблином или орком –
Знай скачи себе по лугам или подземельям.
А от этой фигни не скрыться в уютной норке.
От неё нигде не скрыться на самом деле.
Хорошо быть гидрой, троллем, единорогом –
Всё легко и просто: жабры, клыки, рога.
А этой фигни во веки веков не трогай,
Если жизнь тебе дорога.
Хорошо быть гномом, хоббитом, василиском –
Ясен жизни смысл. Только разве же дело в том,
Когда эта фигня бесшумно подходит близко,
Спрашивает: «Что потом?»
И пока ты стоишь столбом в изумленье неком,
И пока головой качает розовый иван-чай,
Прижимается, шепчет: «Хочешь быть человеком?»
Не отвечай ей! Слышишь? Не отвечай.
Они
За нашим чёрным лесом их белый город.
Ничего страшнее ты не увидишь. Что ж,
Не спасут клыки и когти, не скроют норы.
Все туда уходят. Скоро и ты уйдёшь.
Над нашим синим морем их алый парус.
Их босые дети смеются на берегу.
Мне не снять сетей, но я всё-таки постараюсь
И хотя бы эту ненависть сберегу.
Не ходите, дети, в лес, не ныряйте в море.
Только разве же объяснишь беспокойным им?
Я тяну к ним руки в каждой из их историй.
Я хватаю их, и выталкиваю к своим.
***
Машу не взяли в ведьмы, мол, не готова.
Опыта никакого, людей жалеет.
Будет срывать нам сроки и планы рушить,
Душу ещё заведёт (у таких бывает).
Маша молчит, пытаясь проклясть эйчара,
Губы дрожат, заклинание не приходит.
Звон в голове, а на сердце – такая радость!
Вроде с чего бы радоваться? Но всё же
Машу не взяли в ведьмы. А это значит,
Можно пойти в какие-нибудь русалки,
Или попробовать стать настоящей феей,
Или открыть ИП по доставке чуда.
Мало ли в мире найдётся ещё занятий
Для настоящей Маши, не ставшей ведьмой!
***
Алевтина Сергевна втягивает живот,
Надувает губы, плавно плечом поводит.
Алевтина Сергевна взрослая баба вроде,
А туда же вот.
Пал Андреичу наплевать на живот с плечом,
Он не любит, когда они красят и дуют губы.
Он не любит сук, а стареющие суккубы
Пал Андреичу точно уж нипочём.
(Катерина приносит счёт и, забрав бокал,
Замирает у барной стойки с туманным взглядом.
Как он смотрит, как говорит, как ладонь ей сжал...
Как легко с ним рядом).
На изящных шпильках весело семеня,
Алевтина Сергевна думает, чуть не плача:
«Ну и пусть не любит! Квартира, машина, дача...
А любовь ничего не значит! Любовь – с меня».
Пал Андреич везёт её на Охотный Ряд,
Так и так вращая в башке надоевший довод:
«Без того на службе всякое говорят,
Так хоть будет повод».
Ни к чему вспоминать это всё через столько лет.
Дочь вчера родила. Скоро женим второго сына.
Алевтина Сергевна ставит на стол омлет,
Втягивает живот, выпрямляет спину.
***
Когда он за тобой приедет,
Ты не поедешь никуда:
А что подумают соседи?
А как же столько лет труда?
Нельзя же вдруг вот так – и сразу…
Ты в руки-то себя возьми,
Какое к лешим платье в стразах,
Когда рабочий день с восьми?
А если в Царстве Тридевятом
С работой тоже полный мрак?
Я что тебе на шею сяду?
Как бы не так!
И выслушав тираду эту,
Скрывая грусть,
Он скажет: «Больше не приеду».
Да фиг с ним, пусть.
Колобок
По наклонной катится
Братец-колобок,
Жизнь на глупость тратится,
А ведь он бы мог
Отучиться в школе,
В колледже блистать,
Выйти в чисто-поле
С чистого листа.
Был бы при профессии,
Был бы при деньгах...
Смотрит зло и весело.
Что с ним делать, ах...
Аль беду накликать
Хочет, не пойму.
Земляника дикая,
Объясни ему:
Здесь не развлеченье,
Здесь не детский сад.
Глупое печенье,
Поверни назад!
Ты какого лешего
Лезешь в тёмный лес –
Беззащитен – ешь его –
С корочкой и без.
Ржёт, что он невкусен,
Но хитёр и крут.
Мол, разок укусят –
Точно не сожрут.
Радуются звери.
Пуще всех – лиса,
И слезам не верит
Лесополоса.
***
Под городом был зарыт трёхголовый ящер,
Вкруг города был закопан гигантский змей.
Раньше такое делать случалось чаще.
А по-другому город построй сумей.
Крепость надёжней держится, если хрупкий
Девичий замурован в стене скелет.
Были князья, способные на поступки,
Вот и стоит наш город без счёту лет.
Бегает малышня вдоль дороги скопом,
Грозно ревёт, дымит молодой завод.
Где-то у главных ворот паренёк закопан,
Оберегает их от грунтовых вод.
Что ты воротишь нос: «негуманно», «дико»?
Думать об этом не хочешь, ну так забудь.
Ты сюда ехал – разве не слышал криков
Тех, кто тебе прокладывал этот путь?
Всё – от дорог железных (тут не до шутки),
До интернетов ваших – стоит на том,
Что ты сейчас назвал пережитком жутким,
Вспомнишь ещё об этом, поймёшь потом.
Жертвы приносят равно Земле и Небу,
Принят подарок – радуйся до поры.
Жалко собачек было, но только где бы
Нам удалось другие найти дары?
Космос огромный, холодно в нём, сыночек.
Примет собачку, может, не тронет нас...
Кто бы нас спас от этой бескрайней ночи?
Мы бы его послушали в этот раз.
Космос
А вот теперь живи как хочешь.
Как можешь – так вот и живи.
Как остальные все, короче –
Без всяких сказок о любви.
Как в космосе, в своей свободе
Болтайся сгустком пустоты
И знай: во всем, что происходит
И виноват, и прав был ты.
Не вышло из тебя ни бога,
Ни человека. И сквозь мрак
Твой космос, вглядываясь строго,
Не разглядит тебя никак
***
Фейсбук всё видит, но не говорит,
Подкидывая походя рекламу:
Критические дни? Махни на Крит!
Сегодня в хлам? Пора расстаться с хламом!
Поверить бы ему, купить билет,
Со всей этой фигней простившись разом.
Но он же спросит через пару лет
«О чём ты только думала, зараза?
Где фоточки, где лайки? Отвечай,
Что нового в твоей дурацкой жизни?»
И всё это как будто невзначай,
Но всё-таки склоняясь к укоризне.
Ему плевать, что ты, мол, устаёшь
И вообще не любишь мемуары.
Пиши, чтобы казалось, ты живёшь
Не сдуру, а быть может, и недаром.
Ведь ты же знаешь: тех, кто не ответит,
На самом деле нет на белом свете.
***
Ощущать себя суповым набором,
В который зачем-то вложили душу.
Мясник опомнится очень скоро,
«Никто такое нэ станэт кушать!» –
Всплеснёт руками. Пакет развяжет
И вынет всё, что казалось лишним:
«Вай, харашо, нэ замэтно даже!»
А Бог пройдёт по рядам неслышно.
Он купит вишен у тёти Кати,
И под прилавком заметив ящик,
Быть может, душу с собой захватит.
А остальное коты растащат.
Колыбельная
Море бескрайне, нету в нём ни души,
Плавает рыба-тоска у него в глуши,
Плавает рыба-тоска, рассекая мрак.
Кто эту рыбу выловит, тот дурак.
Бродит рыбак по берегу день и ночь,
Хочет поймать он рыбу и ей помочь.
Честный рыбак не бросит улов в беде –
Вытащит, рассмешит и вернёт воде.
Он не боится рыбьей тоски её,
Рыба-отвага здорово здесь клюёт.
Нынче не вышло – завтра продолжит он.
Тихо со дна поднимается рыба-сон.
Звёзды
Как человек, летавший в космос много раз,
Он говорит, и приговор здесь чёток:
«Всю эту чушь придумали для вас,
Таких вот малолетних идиоток».
«Не существует звёзд, – он говорит. –
И я готов поклясться на ракете –
Всё то, что светит вам – совсем не светит,
А просто синим пламенем горит».
Он говорит, не поднимая глаз,
Не выключая джаза в кабинете.
И страх, ползущий по его планете,
Прохладным краем накрывает нас.
***
Раньше я работала царицей,
А потом бухгалтером в ДК.
Знала же, что это пригодится,
Чувствовала, что наверняка
Разделив фантазию эйчарью,
Вздумаю стать бабою-ягой
(Если я не буду злобной тварью,
Тварью будет кто-нибудь другой).
У меня полно рекомендаций,
Опыта и хватки не отнять.
Я ещё могла бы постараться
И в царицы выбиться опять.
Только это хлопотно и тяжко,
Надо в чём-то убеждать царя...
А Ивашка он и есть Ивашка,
С ним спокойней, честно говоря.
День расписан чётко и привычно,
Вот и стрелка прыгнула на «шесть»,
Я вздыхаю: «Ты мужик отличный,
Даже жалко, что придётся съесть».
Каждый раз он отвечает мигом:
«Надо, значит надо», – что уж, мол.
Достаёт поваренную книгу
И кладёт передо мной на стол.
Раньше я работала царицей,
Хоть какой могла отдать приказ.
А сейчас поставишь суп вариться –
Как же стыдно… Стыдно каждый раз.
***
Человек человека не знает, и смотрит волком.
Человек человека видит издалека.
Реже в прицел, чуть чаще в дверную щёлку,
Не касаясь защёлки и, не дай бог, курка.
Человек человека очень боится трогать.
Если не тронешь, может быть, пронесёт.
А то вот так сунешь руку в душу по самый локоть,
А тебя туда с сапожищами засосёт.
Змея
Даже в этом Раю я найду себе змею подколодную.
Грустную, умную, с идеями, и голодную.
Будет ползать моя змея по Райскому саду,
Яблоки жрать, закусывать виноградом.
По ночам в груди моей мягким клубочком греться,
Глубоко, под костями и кожей, у самого сердца.
А когда она шар земной обовьёт три раза,
А когда от неё не станет ни толку, ни спаса,
Когда жало её станет острей ножа
И злые осы с него полетят, жужжа,
Я скажу, что сама виновата – жаль.
И когда на Земле от змеи моей взвоют рыбы, замолкнут птицы,
Я каждый день буду за эту змею молиться.
***
Жизнь прожить в ожидании жизни –
Ну как – брызнет она из под ног?
На живущих смотреть с укоризной,
Что ж ты делаешь, дескать, сынок.
Разве ж можно так – без тренировок,
Репетиций и черновика?
Так ведь можно родиться в Перово,
И в Перове застрять на века.
Так ведь можно опомниться Колей
Или Васей того и гляди,
Отучиться в пятнадцатой школе,
Поступить на заочный в МАДИ,
Полюбить Маргариту и Свету,
И на Маше жениться потом.
Перед смертью вдруг вспомнить всё это
И понять, что всё это – не то.
Нафига этот автодорожный,
Эти Светы и Маши не те...
Понимаешь, так можно, так можно,
Только разве вот так ты хотел?
Может, стоило быть покапризней –
Не остался бы с этой трухой...
Умереть в ожидании жизни –
Вариант, и не самый плохой.
***
Вот выстрелят в тебя из-за угла –
Ты ляжешь там, где тень твоя легла,
Ты станешь тем, кем запрещалось быть,
Тем, о котором все хотят забыть,
Оставив страх в чужих застывших лицах.
И ничего с тобою не случится.
***
Будь проще, и они к тебе потянутся –
прохладными руками в темноту –
на ощупь, узнавая очертания:
не эту ищем, нет, не эту… Ту!
Будь проще, и они тебе понравятся,
они почти такие же, как мы.
В конце концов, мы тоже ими станем, и
нельзя быть тьмою и бояться тьмы.
Будь проще, и тогда тебе останется
Стряхнуть с себя материальный жмых.
Останется лишь танец, танец, танец, а
остальное – выдумки живых.
***
Не отличаться от этих существ ни в чём:
Мимика, телосложенье, походка, имя,
Встать незаметно с ними к плечу плечом -
Этого дара никто у нас не отнимет.
Птицы сбиваются в стаи и даже пчёл
Тянет в единый рой, нам не чуждо то же.
Главное, чтобы никто из чужих не счёл,
Что мы не те, на кого чересчур похожи.
Всё отработано чётко. Который год
Мы изучаем нравы их и повадки.
Мать обернётся - скрипнула дверь - и вот -
Сонный подменыш ползает по кроватке.
Так же зевает и так же всё тянет в рот,
Так же растёт и шагает с цветами в школу,
Так же от армии бегает как задрот,
В танчики так же рубится полуголый.
Тысячелетья мы приближались к ним.
И не с такими союза захочешь, если
Страшно на белом свете совсем одним.
Как же случилось так, что они исчезли?
Наши приходят к нам и живут средь нас,
Тем же темнейшим инстинктом ведомы - стадным.
Может быть, так и было. Но мы сейчас
Просто не будем думать об этом, ладно?
***
Рептилоид Егорыч хмуро глядит туда,
Где рассветная полоса разрезает тучи.
Не прилетят. Ни совести, ни стыда.
Оставляет окно открытым на всякий случай.
Говорили, мол, спецзадание, мол, хотят
К госнаграде представить. И не краснели, гады.
Собираться на службу нужно. Не прилетят.
Ну и хрен бы с ними, тварями, и не надо.
Шифрограммы не принимают пятнадцать лет.
Объяснили, что опасаются перехвата.
Подстаканник вздрагивает на столе.
В темноте кулак отливает зеленоватым.
Тут и сам-то где ложь, где правда не разберёшь.
Он со дна кастрюли сдирает остатки каши.
РЕН ТВ талдычит, мы выиграли. А то ж.
Заливают не хуже наших.
Столица
Мы живём в столице ада,
Так нам в общем-то и надо.
На последнем круге МКАДа
Строим новый микрорай.
Ну и что что мы не люди,
Если мы стараться будем,
Ожидает нас награда -
Что захочешь выбирай:
Хочешь - сердце, хочешь - душу,
Хочешь - никого не слушай,
Попросись обратно в Гамельн,
Бремен, Новгород, Канзас.
Гудвин добрый, не откажет -
Здесь своё получит каждый -
Он-то знает, что однажды
Снова соберёт всех нас.
Больше нам не будет домом
Наш Канзас, где всё знакомо,
Новгород вдруг тесен станет.
Позовёт заветный край.
Ад, наш милый ад... Не надо,
Гудвин, нам твоей награды.
Мы служить задаром рады,
Ну и пусть во имя ада
Надо вечно строить рай.
***
Я – человек, стоящий за правым твоим плечом
В чёрном костюме с прорезями под крылья.
Я могу быть юристом, секретарём, врачом,
Я направляю твои самолёты и автомобили,
Я покупаю бабам твоим цветы,
Я выбираю туры и рестораны.
Работа моя заключается в том, чтобы ты
Никогда не подумал, что всё это как-то странно.
Чтобы ты был спокоен, ступая на гладь воды,
Чтобы сами собой открывали внезапно двери.
Короче, работа моя заключается в том, чтобы ты
Никогда-никогда ни за что бы в меня не поверил.
***
Поднимается золотистое марево из-за леса,
Из него выходят звери и держат речь –
Семикрылый лось утверждает, что всё от стресса,
Кистепёрый волк убеждает, что нужно себя беречь.
Далеко в глуши третьи сутки поёт жар-птица,
Из соседних сёл дошколята уходят в лес.
Если это всё ещё хоть полдня продлится,
К нам начнут проявлять повышенный интерес.
Голубым свеченьем окружены экраны,
Из глубин Сети доносится трубный глас:
«В "Одноклассниках" пишут, у вас там всё как-то странно,
Мы, пожалуй, приедем снимем сюжет о вас».
Кистепёрый волк молчит, головой качая,
Беспокойно копытом бьёт семикрылый лось.
Мы хотели собраться выпить, к примеру, чая...
Ничего не скажешь, в общем-то удалось.
Так, в связи с большим количеством нареканий
И в попытках хоть кому-нибудь угодить,
На Всемирном шаманском съезде в Тьмутаракани
Постановлено больше съездов не проводить.
***
Он смеётся и говорит: «Иди»,
И вода под его ногами едва колышется.
Море сливается с небом – там, впереди.
И тебе почему-то легко и спокойно дышится.
Ты стоишь и смотришь с берега на него,
Ни о чём не думая и ни о чём не жалея.
И на тысячу километров вокруг никого.
И в груди постепенно становится всё теплее.
Разве может быть проще что-то, чем сделать шаг,
Будто идёшь по обычной знакомой улице?
Он смеётся и щурится на островной маяк.
И огромное море, как в детстве, за вас волнуется.
* * *
Мы построим дом из белого снега
На берегу реки.
А вокруг него будут дети бегать
И прогуливаться старики.
А над ним будет белое-белое небо,
А в реке будет чёрной-чёрной вода.
Даже если ты здесь ни разу не был,
Тебя будет вечно тянуть сюда.
Даже если ты, ни во что не веря,
Объяснишь всё это случайным сном,
Для тебя здесь вечно открыты двери,
Слышишь, ветер свистит в проёме дверном?
Никогда вода в реке не замёрзнет,
Не растопит солнце холодных стен.
Возвратиться сюда никогда не поздно.
В этом месте просто нет перемен.
В этом месте уже ничего не случится,
Только с неба будет лучиться свет,
Так же ярок румянец на детских лицах.
И неважно, сколько проходит лет.
* * *
Мы знаем всё, о чём боимся думать.
О чём ни с кем не станем говорить.
Так просто жить средь музыки и шума,
И тихие слова в себе глушить.
Мы знаем всё, о чём читаем в книгах,
О чём расспрашиваем опытных подруг.
Пусть лучше будет тайна и интрига,
Чем так до боли ясно. Всё вокруг
Прозрачно и светло, и в этом свете
Заметно многое. Не отводи глаза.
Мы знаем всё. Но что нам делать с этим?
Бывает что-то сложно не заметить.
Но можно никому не рассказать,
Что видел.
* * *
И дождь пройдёт, и снег пройдёт, и ночь,
и головная боль пройдёт, и время
пройдёт тихонько между нами всеми.
И выйдет прочь.
Время
И небо, разлетаясь на осколки,
Влетело камнем, брошенным в окно.
А время тонко, тонко так, что колки
Прикосновения случайные его.
Оно проходит как озноб по коже.
Проходит, дрожью отбивая шаг.
И кажется, что лучше быть не может,
Чем так.
Тут птицы щебетали безумолку,
Кружились листья, падал белый снег,
Цвела сирень…
И отмечать без толку
Какой сегодня век.
И год. И день.
Вверх
Теперь всё время приходится быть высоко:
Ходить на каблуках, распрямив плечи.
А раньше, помню, было совсем легко
Высыпать на пол цветные карандаши, лечь
И весь вечер рисовать разных смешных кошек,
Разглядывать мир почти, что из-под дивана,
Устраивать себе домик, ну понарошку,
Такой, из подушек. Сейчас это было бы очень странно.
Сейчас нужно знать английский и улыбаться
Всем, кому хочется строить глупые рожи,
А вдруг эти люди тебе пригодятся?
И эта, с кислым лицом, пригодится тоже.
Только когда ты лежишь на ковре в детской,
А над тобой проплывают разные тени,
Можно почувствовать, остро и очень резко:
Это взрослые придумывают привидений,
Сочиняют всякие сложные игры,
Потом, совсем как девчонки, плачут,
А на самом деле есть только эти тигры,
Нарисованные на обоях и в небе такой жёлтый мячик,
А все их дразнилки, считалки, водилки – ничего не значат,
Совсем ничего не значат.
* * *
В этом районе Земля особенно круглая.
Если зима и лёд, можно скатиться.
А по бокам от Земли абсолютно красное.
Это закат. И где-то в закате птицы.
Падающие с Земли.
В этом районе дома похожи на башни
Или столбы, в которые можно вцепиться,
Если летишь по наклонной и очень страшно.
Если не хочется в небо Аустерлица.
Падающим с Земли.
В этом Раю никогда не бывает завтра.
Только дорога. И эта, наверное, снится.
Белые волки-серые стены замка.
И на балконе сошедший с ума рыцарь.
Ордена Падающих С Земли.
* * *
А если завтра не случится конец света,
Как мы с тобой переживём всё это?
А если завтра тромб не оторвётся,
Не оборвётся сердце,
Нам придётся
За все свои поступки отвечать,
Снимать петлю с похолодевшей шеи,
Стирать печать,
Опять с колен вставать,
И дальше жить, и помнить, и прощать.
А то, что жить мы типа не умеем.
На это, знаешь, будет всем плевать.
Жизнь есть, и нужно что-то делать с нею,
Есть грех, и нужно его как-то искупать
* * *
А в нашем городе опять густой туман,
Как будто молоко пролили с неба.
Ты не был здесь так долго, словно не был
Здесь никогда. Из самых дальних стран
Наш город самый дальний для тебя,
Он тихо дремлет на краю у мира:
Четыре улицы, три башни, два трактира,
Полупустой универсальный магазин.
Не бойся, ты боишься не один.
Сюда не ходит ни один маршрут
И рельсы заросли густой травою,
Здесь даже волки по ночам не воют,
Здесь даже мухи от тоски не мрут.
Уйти отсюда, впрочем, очень просто,
Там, за воротами, обычный перекрёсток,
На все четыре стороны рассвета
Пути открыты, серебрится лето
Росой в траве… Но только каждый путь
Закончится, увы, когда-нибудь.
Свернёт тропинка к каменной ограде,
И сколько б ни было столиц и замков сзади,
Ты вновь узнаешь крохотный трактир,
Четыре улицы, три башни. Тесен мир.
Он круглый, словно мяч в руках ребёнка,
Как ёлочный полупрозрачный шар.
Котомка с хлебом, длинный плащ, иконка.
Всё возвращается, – отчётливо и звонко, –
Все возвращаются, и мал и стар.
Но в нашем городе пока туман. И так
На карте мира стёрты очертанья,
Как на рисунке ластиком черты.
Ты позабыл, наверное, названье,
Ты где-то далеко, и счастлив ты.
Ты весел, беззаботен как дурак,
Ты приручаешь женщин и собак,
И всё тебе так просто удаётся…
Но каждая из них лишь засмеётся
Или залает, если им придётся
Идти с тобой, сквозь дождь,
Сквозь снег, сквозь мрак
В то место, что не обойти никак.