Янки дергают за нитки

В название труппы включены имена двух базовых городов в разных штатах, где у коллектива есть «опорные точки»: Аспен – это Колорадо, а Санта-Фе – Нью-Мексико. Но большое расстояние между городами не мешает тесным контактам. Это компания, не имеющая собственного хореографа, но заказывающая балеты постановщикам-мэтрам со всего мира. Это представитель американской глубинки, предоставляющий зрителям вполне столичное качество. Таков «Аспен – Санта-Фе балет», два дня танцевавший в Москве в качестве культурного посланника госдепартамента США.

Коллектив активно гастролирует, но в России выступал впервые. Он существует с 1996 года и специализируется на коротких, часто бессюжетных постановках, стиль которых может быть разным. Сами американцы определяют сущность компании как «творчество на перекрестке истории танца, где стираются границы между балетом и современным танцем».

Программа началась балетом Overglow, который в 2011 году поставил хореограф Йорма Эло. Под музыку Мендельсона и Бетховена на сцене двигались полуголые мальчики в джинсах и девочки в коротких зеленых платьицах. Босые, спортивные и энергичные, они активно выявляли экспрессивную суть классических аккордов. Казалось, что неутомимые тела-марионетки кто-то большой и невидимый дергает за ниточки. Хореографию Эло – несколько суетливую – шесть исполнителей перевели в конфликт тяжести и легкости. Вот только что танцовщик вставал в возвышенную позу арабеска, протянувшись ввысь на одной ноге, а теперь уже вульгарно присел на пятки, расставив ноги и растопырив колени. Пространство между этими крайностями заполнено массой деталей: тут и пальцами трясут, и тремоло спины изображают, и вообще двигаются, похоже, так, как колышутся водоросли в воде. Комбинациям рваного и плавного нет числа: создается впечатление, что Эло задался целью сопроводить танцем каждый перелив струнных и каждый вздох духовых.

Балет Иржи Килиана Stamping Ground – самое «древнее» сочинение программы: ему уже 30 лет. В основе – «Токката для ударных» Карлоса Чавеса и ритуальные пляски австралийских аборигенов. Килиан берет их как пластические архетипы, давшие жизнь современному искусству. Из струящегося серебристого фона (вертикально подвешенные ленточки) один за другим выступают фигуры исполнителей. И начинается торжество перефразированного древнего обряда. Не всегда точно угадаешь, что перед тобой – охотничья или погодная магия, шаманское камлание или подражание повадкам животных-тотемов. Витальные силы, осмысленные древним человеком, Килиан транспонирует в изощренный модерн-данс, в котором ритуал возрождается в новом качестве – как способ рефлексии человека современного. Сначала музыки вообще нет, только хлопки ладоней по ногам или стук пяток об пол. Потом вступает барабанный бой, и армия ползущих или принюхивающихся, крадущихся и агрессивных, сексуально возбужденных или хищных существ кружится в вечном природно-человеческом водовороте.

Балет Last на музыку Хенрика Гурецкого недавно поставил американский испанец Алехандро Черрудо специально для этой труппы. Трудно переводимое название (как, впрочем, и остальные названия привезенных балетов) в любом варианте перевода отсылает к определенному смысловому полю. Что-то вроде «в последний раз», или «в финале», или даже «в конце концов». Для создания нужного настроения Черрудо смиряет свой испанский темперамент и делает тревожно-созерцательный спектакль, в котором есть две части. В первой общий танец следует за музыкой, которую эксперты называют «сакральным минимализмом». Движения то вторят медленным «переговорам» скорбной тягучей скрипки с не менее скорбным, но «отрывистым» роялем, то нервно, почти акробатически, устраивают лихую гонку, бросаясь вскачь за отчаянным галопом по принципу «живем один раз». Вторая часть балета – дуэт, возникающий после перезвона «колоколов» в партитуре: превосходный темнокожий танцовщик Джозеф Уотсон, поразивший еще в балете Килиана, здесь продолжил удивлять своей истинно негритянской, «кошачьей» пластикой. Медленно прощаясь, как бы бесконечно продлевая ритуал расставания со своей женщиной (а может, они вместе прощались с жизнью), Уотсон ужом обвивался вокруг партнерши, легко вздымая ее ввысь на могучих руках. Истинно, перед смертью не надышишься.