Эннио Морриконе

– Синьор Морриконе, вы не так давно давали концерт в Москве – и вот вы снова здесь. Вам понравилось в России?

– До этого я был в Москве даже дважды. Один раз, действительно, с концертом, который публика приняла очень тепло. В другой раз я приезжал для получения премии «Золотой орел» за музыку к фильму «72 метра». Это замечательная картина русского режиссера Хотиненко, драма про безысходность и отчаяние – печальная картина, но мастерски сделанная.

– По какому критерию вы выбираете картины, к которым пишете свою музыку?

– Да я особо ничего не выбираю. Мне делают предложения, и я обсуждаю условия. Наоборот, мою музыку выбирают – что нравится, что не нравится. Конечно, приоритет я отдаю знаменитым режиссерам, и когда мне предлагали сотрудничество такие фигуры, как Серджо Леоне, Бертолуччи или Пазолини, я ничуть не сомневался.

– Но есть ли сейчас режиссеры такого масштаба?

– Мир изменился, сейчас уже нет того культа кино, который был в 60-х. Сегодня все заполонило телевидение, и я лично видел людей, которые, узнав о том, что какой-то новый фильм выйдет на ТВ через два года, не шли на его премьеру в кино, чтобы сэкономить деньги. Фильмы снимаются по большей части для телеэкранов, и это оказывает свое влияние.

– А на музыку это влияет? Саундтреки современных голливудских фильмов зачастую производят впечатление унылой профанации.

– Я не знаю, какие конкретно фильмы вы имеете в виду, но в целом в американских фильмах даже сегодня встречается очень неплохая музыка. Нередко режиссеры позволяют себе экономить на композиторах, нанимая малопрофессиональных людей, но я бы не сказал, что это общее правило.

– А русских композиторов в кино вы знаете? В советское время у нас были свои звезды – Дашкевич, Петров...

– Честно говоря, я не очень просвещен в русском кинематографе. Композиторов я, конечно, знаю многих, но не тех, что пишут для кино. Из современных мне нравится эта замечательная женщина, имя которой я не смогу произнести – эти русские фамилии, – Софья..

– Губайдуллина?

– Точно, Губайдуллина – величайший композитор!

– Зато ваше творчество в России знают все. И многие даже пытаются подражать вам, а то и, случается, воровать фрагменты ваших композиций. Поэтому многим, наверное, интересно узнать, в чем вы черпаете свое вдохновение.

– Подражание в музыке – это не страшно. Мы все стоим на чьих-то плечах. Даже Бетховен не был первым композитором. Главное – добавлять что-то свое, какое-то новое слово в музыке. Собственно, в этом и мое вдохновение – я чувствую, что привношу какую-то частичку в музыку, свою маленькую лепту, и это придает мне сил.

– Вы пишете так много – для вас это рутинная работа с десяти до шести или вы ждете настроения, вдохновения?

– Ну, расписания-то у меня нет, но особенно расслабляться тоже не приходится. Вы знаете, что удивительно? Вот этот напряженный график, страх опоздать с новой работой вместе с опасением написать что-то неподходящее только мобилизуют меня и помогают концентрироваться творческому потенциалу. Иными словами, дефицит времени только улучшает результат. В том числе и потому, что если делаешь работу сразу, на одном дыхании, то не теряешь изначальной идеи, изначального настроения.

– У каждой мелодии должна быть своя история. Для вас эти истории важны? Помните, например, как вы придумали основную тему из фильма «Хороший, плохой, злой»?

– Можно разделить мелодии на два типа – одни приходят сразу, только успевай записывать. Другие появляются постепенно, и ты думаешь над ними, совершенствуешь. Зачастую мелодия рождается как звукоподражание – например, как ассоциация с каким-то животным. Скажем, та самая тема из фильма «Хороший, плохой, злой» появилась как ассоциация с лаем койота. Ну, прерия, понимаете. И с каждой картиной свои ассоциации, свои звуки...

– А что вы делаете, чтобы музыка получилась подходящей – читаете сценарий или смотрите какие-то фрагменты фильма?

– Самое главное – поговорить с режиссером и понять из разговора с ним концепцию фильма. Иногда я после этого читаю какие-то части сценария, но часто одного разговора бывает достаточно. Потом я делаю какие-то музыкальные наброски, и мы снова обсуждаем с режиссером, что подходит, а что нет.

– Получается, что все решает режиссер?

– Конечно, он не должен влезать во все детали и давить на композитора. Когда я работал с Серджо Леоне, я был еще совсем молодым, мне очень нужна была работа, и я позволял ему командовать – тут сделай так, тут этак. Но сейчас я уже такого не допускаю и не делаю того, что мне не нравится.