«История расставит все по своим местам»

Его заявление о возможной отставке наутро после церемонии вызвало громкий общественный резонанс. В редакцию звонили коллеги из других СМИ, обращались из-за рубежа: было ясно, что предполагаемый закат «Таганки» – событие мирового масштаба. Публикуем это заявление, а также фрагменты из интервью Юрия Петровича (легендарный режиссер не раз бывал гостем «Новых Известий» и журнала «Театрал»).

Об отставке

– Я подал в отставку. Они просили продолжить, кто мной управляет, но сами как-то зашатались. И я не знаю, что дальше будет. Но во всяком случае, мы дружно выступили, что с театрами так обращаться нельзя. Это мы сказали в Думе. Каждый из нас, не сговариваясь, вышел и сказал, что управлять нами чурки и табуретки не могут. Они ничего не понимают. Я не собираюсь без конца писать, сколько театру нужно гвоздей, сколько досок, сколько краски. Это полный и законченный идиотизм. Извините, я вас не пугаю, а говорю то, что есть. Надеюсь, мы что-то сможем… Какая-то группа, которая может говорить с высокими чинами, скажет, что так нельзя!

О поэтических вечерах Андрея Вознесенского в Театре на Таганке

– Тогда были другие времена. Собирались люди, чтобы слушать поэзию, а не теперешних ваших звезд шоу-бизнеса. В ту пору были компании, которые поддерживали друг друга. И постороннему втиснуться в эту компанию было очень сложно. А теперь все это ушло. Сейчас людей объединяют только деньги, и больше ничего. Причем я говорю не только о России. Это относится ко многим странам… Совсем другие наступили времена. А в то время, конечно, тоже неприятностей хватало (в особенности по отношению к нам властей), но мы-то старались быть внутренне свободными. Мы отстаивали свои права и не позволяли обращаться с нами, как со стадом баранов. Те времена были интереснее и богаче...

Каждый из нас старался отвоевать свое право выступать с вещами, которые считает должным сказать обществу. Сколько спектаклей в то время власти хотели закрыть на «Таганке»! Правда, один из спектаклей по Вознесенскому, «Берегите ваши лица», мы не уберегли – его власти прикрыли. Рисковал ли я, ставя в то время Вознесенского? Наверное, рисковал. Но слово «риск» в данном случае неприменимо. Я две войны прошел, какой у меня может быть риск! А Андрей Вознесенский не воевал, значит, он рисковал значительно больше, чем я. Потому что он не знал, что следует за такими вещами. Нас с Вознесенским «познакомил» Пастернак. Я спросил у Бориса Леонидовича, мол, к кому из молодых поэтов мне следует присмотреться и прочитать внимательно. Он сказал: к Андрюше Вознесенскому. Я конечно же прочитал. Так началась наша с ним дружба. Но был еще и Эрдман, который сказал: «Приглядитесь, какие у Вознесенского очень сложные и выстроенные стихи. Даже странно, что эта власть их печатает». Видимо, власть ничего в великих стихах не понимала.

О ситуации в обществе

– Вы даже не понимаете, как разрушено наше общество! А вы не замечаете этого разрушения? На что вы надеетесь, мне интересно? Что все обойдется? Это слабый аргумент. Только когда ваше сознание начнет лечиться, и вы поймете трагическую историю. Когда вы поймете, что надо совсем уходить от этого глупого мышления, будто что-то можно сделать потом, будто все обойдется... Ничего не обойдется! Русские не хотят работать, они ведут себя, как крепостные! Они крепостные и есть. Они не поняли... Я старый очень, у меня дед Захар Петрович был крепостной мужик. Когда помещик освободил его, он сделал крепкое хозяйство. Все своими руками. Он был старовер. А вы знаете, что это за характер – староверы! И что? Его в 86 лет в снег бросили ваши комсомольцы. Я никогда не был в комсомоле! И я не любил эту систему маленьким, когда маме передачи возил, понятно? Так вот однажды дед мне дал серебряный рубль и сказал: «Внучек, запомни: людям за работу надо платить! А у них ничего не выйдет!» Вот ничего и не вышло, к сожалению моему и огорчению моему. А я, хотя рубль тот потерял, все работаю, работаю и работаю...

О Доме актера

– Вот, когда был жив старик (Александр Эскин, первый директор Дома актера. – «НИ»), я любил этот дом, когда он был еще на Пушкинской. А теперь… все хуже и хуже. Общество вообще становится все более диким и, извините, глупым. Одичание идет во всем мире. Видно, наша цивилизация стареет. Несмотря на все новые технологии.

О политическом театре

– Я не политик, я хотел делать театр таким, каким он должен быть. А мне пришили, будто я продолжаю традиции политического театра, это не правда. Я в фойе повесил портреты Брехта, Мейерхольда и Станиславского. И когда пришло начальство, оно сказало: «Мейерхольда снять». Хотя в ту пору он был уже реабилитирован. Я говорю: «Залезайте и снимайте сами, а я на вас посмотрю». В другой раз пожарники хотели затоптать Вечный огонь, который горел в спектакле «Павшие и живые». Это было в 1965 году, когда еще не горел огонь у Кремлевской стены. Я сказал: «Попробуйте, топчите...» Когда на спектакль пришли первые зрители и мы зажгли этот огонь, весь зал встал минутой молчания. Тогда генерал пожарной службы, прослезившись, подошел ко мне и сказал: «Пусть горит, я беру огонь на себя». И добавил: «Коньяк у тебя есть?» – «Есть». – «Пойдем помянем». И он ради спектакля забыл о противопожарных правилах и документах. Вот когда наши чиновники поймут, что в искусстве слово человека важнее вшивой бумажки, тогда хоть что-нибудь произойдет положительное. Например, поднимется уровень жизни. А пока наше общество напоминает мне худую корзинку, которая плывет по реке…

Об истории

– История расставит все по своим местам – история, но не мы, потому что мы-то чаще всего ошибаемся. Вот вам доказательство: когда товарищ-злодей Сталин насильно оставил в Советском Союзе академика Капицу, ученый заявил: «Никаких секретностей соблюдать не буду, я работаю для мировой науки». А этот хитрый, злой хозяин сказал: «Пусть работает», понимая, что в таком случае Капица будет работать и на Советское государство. Поэтому, видимо, Сталин сейчас имеет такую популярность. Вообще я поражаюсь этому безобразию в мозгах. Я прошел две войны. «Коктейль Молотова» в руках держал, знаю, как примерзает к волосам каска. Мой род пострадал, начиная от моего дедушки, который еще был крепостным крестьянином. Чего же всё обирают-то своих? Что же мы за люди, что берем и все время своих разоряем? И убиваем. Вот куда надо направить мозги, если они есть. Вот о чем надо думать.