Прилавки и портреты

В фестивальной программе привлекают внимание прежде всего кинопортреты, сквозь которые, как сквозь полупрозрачное стекло, просматривается эпоха. Вот «Опасно свободный человек» Романа Ширмана – лучший, пожалуй, фильм о Сергее Параджанове, сделанный с поистине параджановским изяществом. Параджанов – человек-миф, и эта его особенность использована режиссером на полную катушку – картина строится как цепочка легендарных эпизодов из жизни героя, вставленных в рамки с виньетками и сопровождаемых анимацией.

Другой вариант судьбы таланта, уже в новое время, – Наталья Медведева в фильме Лилии Вьюгиной «Большая медведица». «Неуправляемая, она катастрофически не вписывалась в нынешний мир, и этот мир отторг ее», – гласит аннотация. Можно сказать иначе – Медведева не совладала с собственной свободой. Начала сниматься в кино, но не воспользовалась открывшимися возможностями. Вырвалась в Америку, начала карьеру модели – бросила. Была женой состоятельного мужа – ушла от него. Написала несколько романов – но в литературе не закрепилась. Выступала как певица, даже получила поддержку Аллы Пугачевой, но и тут не продвинулась.

Третий вариант судьбы художника, отличный от этих двух, – Арсений Тарковский на склоне лет в фильме Вячеслава Амирханяна «Малютка-жизнь». Лицо уходящего от нас в вечность старого поэта – экран, на который можно смотреть бесконечно, потому что на этом лице безмолвно запечатлен русский культурный космос. Чуждый советской литературе последыш «серебряного века», он прожил жизнь в стороне от мирской суеты, славы и честолюбия, издал первый сборник стихов на шестом десятке лет и умер в тиши, на три года пережив своего великого сына и оставив поэтическое наследие, которое будет жить века, ибо является творением чистого духа.

Впрочем, судя по температуре пресс-клуба, наибольший зрительский интерес вызвал «Ужас, летящий в ночи» Марины Чувайловой, посвященный екатеринбургской достопримечательности – всемирно известному драматургу Николаю Коляде, который создал собственный театр и теперь борется за его жизнь с превосходящими по силе обстоятельствами. В ходе обсуждения даже родилась гражданская акция – обращение к федеральным и городским властям с просьбой поддержать театр Коляды.

Не дает фестиваль забыть и об историческом движении документалистики, постоянно демонстрируя наряду с современными старые картины. Как, например, 40-минутный фильм 1933 года «Москва–Каракумы–Москва», посвященный тому самому автопробегу «по бездорожью и разгильдяйству», который Ильф и Петров запечатлели в «Золотом теленке». Первое, что бросается в глаза, – полное отсутствие сколько-нибудь интересных наблюдений за окружающей жизнью. Чтобы проехать десять тысяч километров и не увидеть ничего, кроме песка, автомобильных покрышек и аплодирующих толп, нужно было смотреть, как выразился Стенли Кубрик, широко закрытыми глазами. Так начиналась эра пропагандистского кино, которое достигло своеобразного совершенства в ведомстве д-ра Геббельса, внимательнейше изучившего опыт коммунистической пропаганды. Если в этой документалистике и есть полезная информация, ее нужно извлекать из-за кадра, как, например, в ленте Михаила Слуцкого «С Новым годом!» (1938), где камера долго показывает заваленные снедью прилавки Елисеевского магазина. Казалось бы, что тут такого? Между тем в дореволюционном кино таких кадров не встретишь – никому и в голову бы не пришло снимать горы фруктов, колбас и сыров, поскольку никого из современников нельзя было заинтересовать столь обыденным зрелищем. Здесь и ответ на вопрос, кому могла быть предназначена эта хроника, – полуголодным советским «аборигенам», забывшим, что такое свободная торговля. Но прошло полвека, и вот неприкрашенная перестроечная кинохроника 1989–1990 годов – пустые прилавки того же Елисеевского, где и таракан подох бы с голоду. Современные документалисты не прочь избавить своего зрителя от утопий.