Posted 5 августа 2014,, 20:00

Published 5 августа 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 02:06

Updated 8 марта, 02:06

Художественный руководитель театра «Шалом» Александр Левенбук

Художественный руководитель театра «Шалом» Александр Левенбук

5 августа 2014, 20:00
Основатель программы «Радио-няня», на репертуаре которой выросло несколько поколений слушателей, вот уже 27 лет возглавляет еврейский театр «Шалом» – театр окраинный, расположенный не в центре Москвы, однако со своей стабильной публикой. По его словам, единственное разногласие со зрителями возникало в «Шаломе» лишь на

– Александр Семенович, в театре идет ремонт, но творческая жизнь, похоже, не остановилась. А сроки уже известны: когда все-таки «Шалом» распахнет свои двери?

– Надеемся, что в ноябре. Сейчас у нас отпуск, но строители работают ежедневно. Правда, творческая жизнь во время ремонта была не такая уж активная: у нас не осталось даже репетиционной площадки – мы играли совсем немного в Театре Армена Джигарханяна, где нас, кстати, очень тепло принимали. А откроем сезон в Центре драматургии и режиссуры – у них есть помещение рядом с метро «Сокол». Вот там мы начнем работать, причем в некоторых спектаклях будут участвовать и актеры Центра драматургии, что-то общее начинаем делать, а самый большой у нас проект – мюзикл «Адам и Ева», для которого уже все готово, надо только вернуться в свой дом и начать полноценные репетиции.

– А какие еще постановки в перспективе?

– Качественной комедийной драматургии очень мало, а ставить лишь бы что я не хочу.

– А как же Шалом-Алейхем, Горин, Хайт?

– Дело в том, что мы играем все только первым экраном, поэтому драматургическая полка, которая доступна обычному театру, нам не подходит. Я порой звоню Михаилу Левитину: «Миш, вот мне тут пьеса интересная попалась, но нам не подходит: может быть, ты возьмешь?» Он говорит: «Мне не надо, у меня на десять лет все запланировано». На десять лет! У меня же следующей пьесы никогда нет.

– Почему? Это кризис драматургии?

– Нет, чтобы еврейская пьеса получилась, нужно стечение обстоятельств: абсолютно точное попадание в интонацию времени. А так – нет. Мало кто пишет. И то, что на Западе пишется для еврейского театра, как правило, нам не годится.

– Вы говорите, что для успеха в еврейском театре нужно «стечение обстоятельств». Но ведь были в «Шаломе» такие времена, когда на спектакли нельзя было билета достать. Чем это объясняется?

– Тем, что у нас был потрясающий автор Аркадий Хайт. Он написал первую пьесу для нашего театра, и с ней мы состоялись. Были триумфальные гастроли в Лондоне и в Америке. Потом он написал комедию «Моя кошерная леди», и тоже – успех! Спектакль идет у нас уже лет пятнадцать. А на серьезные вещи сегодня очень трудно собирать зал. Я четыре года готовил спектакль по Юзу Алешковскому «Карусель». Это очень талантливая книга об отъезде, причем связанная не только с эмиграциями евреев, она про наше недавнее советское прошлое. Написано много книг, но лучше Юза эту тему никто не раскрыл. Я четыре года готовил спектакль, начали играть – аншлагов нет. И вскоре мы спектакль сняли с репертуара. Кстати, некоторым зрителям не нравилось, что у нас Сталин отрицательный герой. И бывали случаи, когда во время действия кто-то из них вставал: «Сталин им не нравится!» – и с раздражением покидал зал.

– Столько лет прошло: тысячи публикаций, кинохроника, книги, свидетельства людей, живших во времена ГУЛАГа, а Сталин все равно остается героем?

– Многие люди, к сожалению, не обучены думать – анализировать, сопоставлять факты. Однажды в Омске у таксиста я спросил: «Почему вы так скучаете по сталинскому времени? Вам-то что?» Он говорит: «Как что? Я член партии. И когда новая машина поступала, мне давали в первую очередь». А то, что от рук Сталина погибли миллионы людей, – водителя не беспокоит. Государственная машина столько лет работала на советские порядки, внедряла ген рабства, что так просто его не изжить. У многих людей, как ни странно, ностальгия по тем временам.

– А у вас?

– У меня нет. Я никогда не скучал по советскому прошлому. И когда говорят: «Сколько было хорошего!..» Да мало было хорошего. Просто все были молодыми и здоровыми. Многие даже не представляют, как глубоко советская власть испортила отношения между согражданами, развратила умы на десятилетия вперед. Раньше я думал, что во многие отрасли она не проникла. Но едва возглавил театр, понял, что ошибался: ген советского рабства везде и всюду. Например, проявляется он в том, что сегодня люди моего поколения не могут работать, поскольку не мыслят современно и не хотят учиться: они привыкли сидеть на работе и отбывать часы. Я был воспитан папой так, что многое понимал про советскую власть. И перестройку воспринял как подарок – думал, ну вот, наконец, весь этот идеологический бред закончится. Но вдруг оказалось, что для огромного количества людей это является непреодолимым барьером. Их унижали, топтали, а они все равно хотят «как было».

– Сейчас о той жизни заговорили и с экрана телевизора: дескать, как хорошо мы жили. Почему в нашей стране народ затосковал по былым временам?

– Потому что наша страна, в отличие, скажем, от Германии, не покаялась за свое гулаговское прошлое, за пытки и репрессии, за доносы и расстрелы. У нас до сих пор по всем городам стоит памятник Ленину и до сих пор существует компартия. А хоть один из ее членов призвал к покаянию за чудовищное прошлое? Теперь по большим праздникам их видят в церкви… Но стать вдруг верующими – это еще не значит откреститься от прежних грехов.

"