Хореограф Борис Эйфман:

– Спектакль «Онегинъ. On line» уже «прожил» пять месяцев. Насколько он созрел за это время? Что поменялось в нем за время «обкатки» на гастролях в США?

– Во-первых, теперь он просто «Онегин», забудьте о твердом знаке и об «Online». Во-вторых, я был готов к тому, что мою трактовку публика воспримет неоднозначно. Тем удивительнее, что балет был очень тепло принят и в Петербурге, на мировой премьере 3 марта, и в Соединенных Штатах, где мы показали его 21 раз. В США спектакль посмотрела совершенно разная публика – и русскоязычная, и американцы, и те, кто читал Пушкина, и те, кто с романом «Евгений Онегин» никогда не был знаком.

– Но в России на вас обрушился шквал критики: ценители Пушкина возмущены тем, что вы замахнулись на «наше все».

– Слава богу, что о моем творчестве до сих пор спорят – значит, я не забронзовел. Кстати, «Онегина» в России не однозначно критиковали, большинство рецензий были положительными. А гастроли показали, что и в США наш спектакль воспринят был очень благожелательно. Он признан как самостоятельный вид балетного искусства, как произведение современного балетного театра. И кстати пушкиноведы приняли мою концепцию, а это дорогого стоит.

– Правда ли, что у вас репетирует Диана Вишнева?

– Нет, она у меня, к сожалению, не репетирует. Но недавно я поставил маленький балетик для Коли Цискаридзе, премьера была в Америке. Балетик называется «Падший ангел», и он имел огромный успех. Коля будет танцевать его в программе «Короли танца» в Москве и в Петербурге в ноябре.

– Для вас Цискаридзе не староват?

– Нет, ну почему же? Мы рассматриваем возможность сотрудничества. Мы открыты для сотрудничества с теми звездами, которые хотят настоящей творческой работы.

– А его предпенсионный возраст?

– Ну, это всего лишь вопрос правильного выбора репертуара. Может быть, он староват для каких-то виртуозных, бравурных вариаций. Но он как артист очень талантлив и при правильно выбранном репертуаре украсит спектакль.

– Герои вашего «Евгения Онегина» выглядят чуждыми эпохе перестройки, но помещены именно в это время. Неужели эта эпоха для балета актуальна?

– Еще как актуальна! Она и началась-то с трансляции «Лебединого озера» во время путча. Заметьте, начало спектакля – лихие 1990-е, а заканчивается действие в наше время. Думаю, что проблема того периода, его оценка – впереди. Это была колоссальная перестройка морали, этики, политики, экономики, всего-всего! Две революции пережиты Россией в XX веке: одна кровавая, переросшая в Гражданскую войну, а вторая внешне бескровная и не менее трагичная, жертвенная, чем революция 1917 года. «Перестроечная» – она ведь также затронула все слои нашего общества, все вывернула наизнанку. Я не даю оценку, положительное это было явление для общества или отрицательное. Скорее положительное. Но сам факт того, что перестройка прошлась катком по миллионам судеб россиян – тема для осмысления многих поколений художников, историков, аналитиков. Другое дело, какими первопричинами вызвано это обращение к теме.

– Вам-то, как художнику, перестройка дала главное – свободу?

– Абсолютно точно. И в то же время меня мучает то, что она породила массу трагедий и армию потерявшихся людей. Они не смогли себя реализовать, их называют лузерами, неудачниками! Причины могут быть разные, личные и объективные, но факт, что масса талантливых людей «сгорела» в жестких вихрях. Это очень трагично. Поэтому мне показалось, что история Онегина, как история неудачника, несостоявшейся личности, несостоявшегося счастья, как раз очень близка и нашему времени, когда рушились судьбы, устои. Пушкин написал энциклопедию русской жизни первой четверти XIX века, а я попытался рассмотреть хрестоматийную фабулу через мое искусство, перенеся своих воображаемых героев в Россию конца XX – начала XXI веков. Разумеется, можно любую попытку создания чего-то нового осуждать или, наоборот, восхвалять, но художник имеет право на свое видение.

– Более того, художник имеет право на острые оценки времени, событий, имеет право критиковать власть. Даже если он ошибается.

– Нет, я, например, ничего не осуждаю – я не прокурор. Как раз моя позиция в том, что я – художник.

– Так с кем вы, мастера культуры? С народом или с теми, кто принес страдания?

– Я не прокурор истории. Я размышляю о случившемся через свое искусство. А это искусство эмоциональных, духовных потрясений, выраженное средствами хореографии. Это, конечно же, не философия, не история, не правда жизни, понимаете? Это мое видение и художественная идея. Я хочу подчеркнуть, что даже историки ошибаются и даже они пишут неправду, создают лже-историю.

– Карамзин.

– А здесь – просто произведение искусства, оно имеет право на свою индивидуальную трактовку.

– Уже много лет в высказываниях иных старых диссидентов нет-нет, да и проскользнет: мол, у нас теперь все есть – продукты, одежда-обувь, а то и материальное изобилие, а вот идеалов почему-то не стало. Вечные ценности исчезли, их подменили тонкой имитацией, целлофаном. Вы согласны?

– Каждый выстраивает свою жизнь очень индивидуально. Кому-то нужно прийти в церковь послушать батюшку, чтобы он указал ему путь истинный. Кому-то достаточно взять умную книгу, почитать и как-то отойти от драматических реалий, в которых он живет. Кому-то важно просто растить ребенка и содержать семью, и в этом он видит свой идеал жизни. Кому-то нужно просто честно выполнять долг перед самим собой, потому что мы все пришли в этот мир не случайно. Я хочу сказать, что раз человек появился на этом свете не случайно, значит, в его появлении заложена какая-то идея. Значит, ему навязана какая-то сверхзадача, сверхцель, миссия! Вот если бы человек думал об этом, о том, почему из миллиарда случайностей выбран был он – тогда бы он по-другому относился к смыслу, цели, форме своей жизни. И тогда бы такой думающий человек легче нашел бы свои идеалы. А винить кого-то в их потере бессмысленно. Вот произошла перестройка, ушли коммунисты, пришли другие…

– …олигархи…

– Ну все-таки не олигархи, а люди с демократическими представлениями об устройстве общества. И вдруг у кого-то исчезли идеалы! Это абсурд. Это чисто наша, русская, реакция! Это еще тоже надо как-то проанализировать, чтобы понять. Вот была огромная православная страна. С глубокими духовными идеалами. Вдруг пришли коммунисты, и страна стала атеистическая. Прежние идеалы пропали, жестко и с кровью внедрены новые. А после перестройки мы все прежнее с радостью отринули, начинаем опять ходить в церковь, искать идеалы в Боге. Как же это печально, что человек ищет идеалы в соответствии с линией власти! Но может быть, человеку надо все-таки обращаться в первую очередь к самому себе? К себе как к посланнику Божьему на Земле? Только поняв это, мы перестанем говорить о том, что кто-то у нас наши идеалы забрал. Если у человека есть идеалы, никто их у него не заберет. А если он говорит, что их не стало, значит, у него не было никаких собственных идеалов.

– Многие считают, что виной всему телевизор. Мол, пропаганда насилия, жестокости, шоу-бизнеса и площадного юмора перевернули сознание народа, обесценили его высокие устремления, привили бескультурье. Согласны?

– Телевидение у нас, если я не ошибаюсь, государственное. По крайней мере, два канала. И воспитание высокой культуры – это не личное дело художников, режиссеров, музыкантов, хореографов, писателей. Это государственная задача. Я думаю, что представители государственной политики в области культуры должны вместе с художниками на ведущих телеканалах создать некий баланс между валом попсы, комедийных программ и высоким искусством. Для серьезного, духовного искусства нужна постоянная связь с народом. Возможно, наши потрясающие спектакли или симфонические концерты убыточны с коммерческой точки зрения, но они нужны людям, как лучшее лекарство от духовной комы.

– Почему бы вам, как творческому диктатору, прямо не призвать прикрыть телевизионную «дрянь» и перечислить, что именно? Те же кровавые сериалы?

– Я бы многое прикрыл. У меня растет сын, вкус которого, к сожалению, на нашей телепродукции испортился. Я это все переживаю лично. Но я не могу рекомендовать что-то прикрыть. Потому что в свое время было очень много желающих прикрыть мой балет. Поэтому я говорю не о том, чтобы прикрыть, а о том, чтобы открыть! Открыть возможность серьезному искусству пробиться, получить доступ к массовому зрителю.

– Вот на этот упрек у специально обученных людей всегда готов ответ: у вас есть телеканал «Культура»!

– И какому мизерному проценту населения страны доступен этот канал? Нет, культуру нельзя загонять в резервацию, дайте выход на массового зрителя! А уж потом посмотрим, действительно ли россияне так категорически не хотят общения с высоким искусством? Действительно ли они предпочитают безумно хохотать над пошлыми репризами? Или они просто лишены возможности посмотреть, скажем, спектакль Додина или Фокина, познакомиться с творчеством Эйфмана, послушать дирижеров Темирканова, Гергиева? Телевизионный зритель сегодня чаще всего не имеет права выбора, потому что на него идет такое мощное давление массовой культуры, что у него, бедняги, даже нет желания, да и потенции общения с высоким искусством. Поэтому помочь новым поколениям жителей России узнать и понять, что есть другое искусство, дать им обрести этот культурный кругозор – необходимо. Это бы создало нормальный, здоровый баланс интересов.

– Еще один «плод» демократии и глобализации – экономический кризис. В Нью-Йорке, например, на 10 процентов сокращена труппа Баланчина. Как вы относитесь к этой тревожной тенденции?

– Мне сейчас трудно судить о том, как переживают мировой экономический кризис творческие коллективы. Потому что в моем коллективе неожиданно случилась прямо противоположная ситуация. Мы только что впервые получили грант российского правительства, подписанный премьер-министром Владимиром Путиным.

– Вот это приятная неожиданность! Не зря вы всегда называли систему распределения поддерживающих грантов величайшей несправедливостью.

– Поэтому, с одной стороны, конечно, кризис, а с другой – вдруг колоссальная поддержка государства! Моему театру исполнилось 33 года, но как раз сейчас я себя наиболее комфортно чувствую в Петербурге. С большим вдохновением живу и работаю. Никогда прежде я не чувствовал такой поддержки, такой востребованности и властью, и зрителем. Мы именно сейчас запускаем два глобальных проекта: я создаю свою балетную школу – академию, и уже утвержден проект нашего будущего Дворца танца. Эти два проекта дадут возможность создать в Петербурге уникальный мировой центр хореографического искусства.

– Президент Дмитрий Медведев любит рок – Black Sabbath и Deep Purple, его любимый исполнитель – Оззи Осборн. А вдруг он не любит балет, оперу? Он бывает на ваших спектаклях?

– Я думаю, что и президент Медведев, и премьер Путин очень любят музыкальное искусство. Я знаю, что у Путина две дочери занимались профессионально музицированием. Однозначно семьи эти ходят в филармонию, в оперный театр.

– А когда они были на ваших спектаклях в последний раз?

– Я думаю, когда оба жили в Петербурге. В последнее время, к сожалению, не посещали. Конечно, художественные пристрастия первых лиц государства в России всегда были очень важным сигналом. И мне нравится то, что при президенте России создан творческий совет. В него входят великие российские дирижеры, музыканты, режиссеры. Вот они-то и должны более активно формулировать свое отношение к тому, что происходит в отечественной культуре. Не нужно брать примеров с Запада, ни хороших, ни плохих. Надо создавать свою политику во всех сферах жизни, свою, основанную на наших духовных ценностях, на нашей русской культуре.