Режиссер Владимир Грамматиков

– Вы уже много лет работаете в детском кинематографе. Что с ним происходит сейчас? Какое кино нужно снимать для российских детей, которые воспитываются на Гарри Поттере?

– Я думал над этим и нашел такой рецепт. С одной стороны, мы категорически не должны отказываться от традиционных вещей. С другой – современный ребенок в компьютере может проиграть все сам: создать ситуацию, выбрать и героя, и оружие, и прочее. Видимо, нужно найти разумную середину содержания и формы. Содержание должно быть наше – наша традиционная сказка, наши герои. Но форма обязательно должна быть современной. Нельзя уже на трон из фольги посадить артиста, который дурным голосом будет что-то говорить.
Мы открываем новое нараспашку, но надо оставаться самими собой. Я думал, как удивительно, огромная страна Советский Союз в единоволии бежала к коммунизму. Бежала 70 лет. Потом вдруг говорят «стоп». И вместо того, чтобы присесть, подумать, поанализировать, поразмышлять, в одночасье вся эта махина разворачивается и несется к неведомому какому-то капитализму. Находится, конечно, группа, которая добегает до самых житных мест, а кто-то еще догоняет, кому-то разбрасывают ваучеры, чтобы они не бежали вдогонку, а собирали эти бумажки. «Мы все будем владельцами кондитерской фабрики «Большевичка»! Все будем иметь никель, и нефть, и газ!». Сколько мы уже можем носиться то на Восток, то на Запад? Мы все решаем, азиаты мы или европейцы. Но давайте посидим, просто подумаем. И все наладится. Силища гигантская, талантов море, дайте возможность. Сейчас есть, из чего выбрать. Раньше было только кино и футбол. Больше ничего не было в моей жизни. «Подвиг разведчика» я смотрел 13 раз. Это когда уже знаешь все повороты событий. Современный ребенок имеет больше возможностей, Интернет – это такое окно в мир!

– В этом есть и плюсы, и минусы, по-моему.

– Но больше плюсов все-таки. Другое дело, как этим распорядиться. Ты делаешь выбор сам. Подсадить на что-то наших детей элементарно. Все равно целое поколение ищет свое счастье под пивной крышкой. Это идиотизм, но это факт.

– Тем не менее, уже несколько поколений с удовольствием смотрит ваш фильм «Усатый нянь». Как получилось это кино?

– У каждого человека в жизни есть система случайностей. Вгиковское образование у меня третье по счету. Сначала было техническое, потом актерское и, наконец, режиссерское во ВГИКе. Поступал я туда пять лет, у меня уже рос старший сын. Нужно было иметь характер, волю, подлинное желание этим заниматься. Когда я закончил ВГИК, меня распределили в комедийное объединение Георгия Николаевича Данелии на «Мосфильм». Там что-то тянулось, не запускали меня. Но параллельно я снимался как актер на студии Горького, и меня встретил Егоров Юрий Павлович, это режиссер замечательного фильма «Добровольцы» и многих других, и говорит мне: «Чего тебе ждать на «Мосфильме», давай на студию Горького, ко мне в объединение приходи».
«Усатого няня» начинал делать другой режиссер, уже могу сказать кто – покойный Женя Фридман. Я у него снимался в «Острове сокровищ». Но он уже уезжал в Америку, и как-то у него не ладилось. После моего успешного диплома вдруг вызывает меня Лиознова Татьяна Михайловна – режиссер неувядающей картины «Семнадцать мгновений весны», фильма «Три тополя на Плющихе» и многих других очаровательнейших работ – и говорит: «Ну что, Грамматиков, тебе счастье подвалило, даем тебе полнометражную картину». В те годы это была действительно фантастика, нужно было четыре года отработать вторым режиссером, ассистентом и прочее. Из старой группы Жениной осталось два человека – Леша Рыбников, композитор, с которым мы проработали долгие годы потом, и оператор. Все мои друзья говорили: «Ты сумасшедший! Даже один герой-ребенок в возрасте пяти-шести лет – это кошмар, а у тебя их 20, этих «бармалейчиков»!» А я как-то увидел вдруг эту картину, такую дурашливую. Группу собрал и сказал: «Мы должны энергетически подготовиться к прыжку, взяться за руки и подпрыгнуть в воздух, должно быть ощущение счастья, дури, свободы и удовольствия друг от друга. Если мы эту атмосферу сохраним, картина будет, если нет – значит, нет. У меня только на это надежда, ни на драматургию, ни на сюжет. Мы ничего не поймаем, там нечего ловить. Только в атмосфере». Все уверенно сказали, что мы сможем. И мы все это проделали.

– Ну а как вы все-таки работали с этими «бармалейчиками»?

– Дело в том, что даже во ВГИКе нет факультатива работы режиссера с детьми. У нас есть такие великие мастера – Ролан Быков, Илья Фрэз, Боря Рыцарев – много ребят, которые жизнь отдали на работу с детьми. Каждый находил свою методику, свой подход. В принципе, детская режиссура делится на два направления. Либо воссоздание (сначала режиссер показывает ребенку «ты войдешь, скажешь так», а потом добивается этого долгими репетициями), либо создание атмосферы (ты отпускаешь его на свободу). Я сторонник второго. Это сложней, это мучительней, на это уходит больше сил, но зато это искренней.

– Дети ведь очень естественны...

– Когда входят в кадр, они же зажимаются. Они естественны, когда дома «котенька, сыграй на фортепиано». Дома, родственники, все мило. А нам это мешает. Я все это должен снять с ребенка. Мне нужна его сущность, его психология, важно, насколько он открытый. Мне не нужно его умение читать, танцевать и показывать, мне нужно его нутро. А оно иногда так зарыто, что долго-долго скоблишь. Домашняя режиссура – ужасная вещь. Когда родители притаскивают детей на киностудию, это их комплексы, неосуществленные мечты. Мама мечтала быть актрисой, она тащит свою дочку туда. Когда режиссер работает с профессиональным актером, он знает, что получит. А ребенок дарует тебе такое, что ты даже предположить не мог.

– Еще один киноюбилей этого года – 25-летие вашего фильма «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты»…

– Мы уже работали с Алексеем Рыбниковым и хотели делать мюзикл. В те годы музыкальные формы были очень модными у молодежи. Нам казалось, что музыкальный формат позволяет нечто большее, что через эту коммуникацию с молодежью можно поговорить о более серьезных вещах, сделать более глубокую картину. Это дорогостоящее дело – снять мюзикл. И я не сразу убедил руководство нашего министерства, что могу это сделать, и денег нам не давали. А потом вдруг дали. Сложности были гигантские, потому что нужно было делать стереовариант. Долби у нас тогда не было, была 70-миллиметровая пленка, и для того, чтобы развести звук, делали магнитные поливы на пленке. Камера размером с диван. Но мы так хотели! Мы снимали в Крыму в основном. Жара жуткая, в обморок падали даже местные жители, а мы носились колбасой. Картина произвела такое шоковое впечатление на критиков, все не знали, как к ней отнестись, что это. А для зрителей это было зрелище.

– Можно узнать о дальнейших планах режиссера Владимира Грамматикова?

– У меня был очень мощный проект, два года я им занимался, но не задалось. Очень хотел сделать мелодраму настоящую. Это предвоенное время, речь идет о судьбе четырех молодых людей. Я подумал, что современное время делать не буду, я ничего не понимаю, что происходит, не ощущаю. А если не понимаю – глупо браться. Затеваю проект общеевропейской сказки, чтобы пять-семь стран Европы вместе сложились и сделали. У меня был уже проект такой «Мио, мой Мио» по Астрид Линдгрен. Если хватит сил, здоровья, то с удовольствием сниму такое кино.