Винтик с человеческим лицом

«Прехнер решил задачу просто – взять от всех все лучшее: от Еремина – красивость, общеплановость, лирику, от Шайхета – сухость тематики, от меня – точки и ракурсы. Получился явный успех...» Именно так рекомендовал молодого фотографа великий Александр Родченко, который неоднократно вынужден был отдавать ему пальму первенства на разных конкурсах и смотрах. Это, конечно, не могло не раздражать – то, что иные достигают путем долгих поисков и ошибок, Прехнер выдавал на-гора в свои неполные 25 лет. Здесь тебе и головокружительные ракурсы на Сухаревке и Красных Воротах, и пойманные в резком движении автомобили с самолетами, и энергия спортивных состязаний, и скульптурная стать нового советского человека.

По Прехнеру можно составить очевидный каталог тем авангардной фотографии 1930-х годов (ведь именно талантливые ученики, как правило, обнажают составные части стиля): архитектура простых форм, с которой контрастируют шумящие проспекты (замечательная серия на Пушкинской площади), рабочие и крестьяне, снятые снизу (фигура немедленно вырастает до монумента), полеты с водных вышек и на крылатых машинах, ряды станков на фабриках и футуризм заводов. В общем, все то, что на ура шло в пропаганде и на международных выставках.

Однако у нашего героя есть заметные отступления от канона. Эти отступления особенно заметны тогда, когда родившийся в Варшаве фотохудожник вдруг останавливается посреди индустриальной горячки и проникается искренними чувствами к людям и к местам, которые он снимает, к своей новой родине. Взять, например, серию из Переславля-Залесского: сделана она, конечно, по заказу (надо было показать, как изменяется жизнь провинции), но в каждом кадре явственно ощущается естественность, соизмеримость природы и человека, более глубокие пласты жизни, чем строительство социализма, та самая пресловутая лирика (не случайно один из главных героев серии оказался не какой-то тракторист-стахановец, а сельский гармонист).

Один из самых остроумных и неожиданных кадров на выставке – деревянные ворота поселкового клуба, на которых через трафарет отпечатано: «Гортеатр. Вечера отдыха и настроений!». Снимок, достойный сегодняшних социальных сетей. Но в то же время он глубоко прехнеровский – он художник именно «настроений», которые пробивают сквозь конструкции «великих строек». И если уж говорить, на кого он больше всего похож, то (при всей правоте Родченко) его стоит сравнивать не столько с московскими конструктивистами, сколько с нью-йоркскими фотографами 1930 годов. Американцы в это время как раз почувствовали и увидели поэзию небоскребов, на фоне которых кипят человеческие страсти.

Михаил Прехнер погиб, когда ему было только 30 лет, в августе 1941 года. Он был послан снимать бои в Таллине и без вести пропал в огне битвы. Неизвестно, как бы сложилась его судьба (его не менее талантливый брат Макс был репрессирован), но очевидно, что он не затерялся бы в тени гениев. Тем более что один шедевр, по мнению кураторов выставки, он успел сделать на века. Снимок «Прыжок» с мальчиком, готовящимся спрыгнуть с вышки, во многом даже сильнее и глубже лучших фото Бородулина (признанного классика в этом спортивном жанре, выставка которого тоже идет в ММАМе). И впрямь один из потрясающих и недооцененных символов времени.