Posted 5 февраля 2012,, 20:00

Published 5 февраля 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 06:01

Updated 8 марта, 06:01

Занятное чтиво

Занятное чтиво

5 февраля 2012, 20:00
На открывшейся в галерее частных коллекций Пушкинского музея выставке «Livre d’Artiste/Книга художника» представлено более 300 экспонатов выдающихся испанских художников ХХ века – Пабло Пикассо, Хоана Миро, Сальвадора Дали, Хуана Гриса, Антони Клаве и Антони Тапьеса. Правда, сам предмет выставки довольно специфичен.

«Livre d’Artiste» – это украшенное графикой художника печатное издание, выпущенное небольшим тиражом, нередко на специально произведенной для этого бумаге и т.п. С одной стороны, это оксюморон печатной индустрии – изобретенный для тиражирования пресс призван производить нечто авторское и оригинальное. С другой – таким образом большие мастера выводят свой неповторимый стиль в тираж. Издавать подобные книги придумали арт-дилеры в начале XX века (одним из первых – Амбруаз Воллар), чтобы популяризировать творчество продвигаемых художников и дополнительно заработать на громком имени.

Livre d’Artiste – желанный предмет для коллекционеров, позволяющий получить произведение большого художника за относительно небольшие деньги. Эти вещи приятно иметь во владении еще и потому, что в отличие от живописных, скульптурных и прочих произведений изобразительного искусства книги подразумевают более тесный, тактильный контакт. Их приятно держать в руках, открывать и перелистывать. Отсюда и главный, хоть и по объективным причинам неизбежный изъян выставки – повешенные на стену «книги художника» во многом теряют свое обаяние и привлекательность. «Общение» с предметами становится неполным и не таким захватывающим, каким оно могло бы быть. Видимо, кураторы почувствовали этот недостаток и разместили в фойе экраны с электронными версиями книг – их можно рассмотреть, «полистать», попытаться прочесть текст.

Мастерство книжного оформителя заметно отличается от мастерства художника: любой его порыв ограничен первоисточником, текстом, диктующим не только сюжеты и темы, но нередко и саму манеру исполнения. Художник же (и художник XX века в особенности) в своих работах бесконечно самовыражается, ни от чего не завися. И в представленных на выставке книгах именитые мастера выступают не как иллюстраторы текста, который часто задвинут на второй план, а как глашатаи собственного дарования. Вот, например, иллюстрации Пикассо к поэме Ильи Зданевича «Афет» (1940). Художник не знал русского языка и соответственно не представлял себе содержания текста, но это не помешало ему стать его иллюстратором. Глядя на его же издание «Песни мертвых» Реверди (1948), и вовсе не сразу понимаешь, что это книга. Литографии Пикассо здесь вопиюще красные, заезжают на текст, практически с ним не считаясь. При этом они настолько декоративны и артистичны, что вполне уверенно выглядят на стене и помещены даже на афишу выставки. В работах Хуана Гриса и вовсе использован совершенно немыслимый подход – в выставленной книге «Au Soleil du Plafond» (1955) сначала появились его гравюры, а уж к ним Пьер Реверди написал свой текст. При этом иллюстрации выглядят совершенно как станковые кубистические работы художника. В изданиях Хоана Миро (к примеру, в «Adonides», 1975) текст невозможно отделить от изображения, он стал его органической частью, если вовсе в нем не растворился. Иногда, как в «Гротескном куртизане» (1974), он настолько подчиняется законам декоративности, что становится принципиально нечитаемым (буквы перевернуты вверх ногами и т.п.).

Впрочем, неограниченную художественную свободу в этих примерах можно отчасти объяснить и качеством литературного первоисточника. Если же художнику приходилось иллюстрировать великий текст, он вынужден был подчиниться его «букве» – хоть и далеко не окончательно. Так, в иллюстрациях Сальвадора Дали к «Алисе в Стране чудес» персонажи произведения Кэрролла вполне отчетливо различимы и узнаваемы. Но присутствие личности художника так же весомо – оно размножило силуэты героев, поместило их в пылающее (или, напротив, тягуче холодное) иррациональное пространство то ли сна, то ли подсознания Дали. Особенно забавно то, как художник вывел свою подпись – поместил в картуш и увенчал короной.

С точки зрения иллюстраторского мастерства самый привлекательный участник экспозиции – не слишком знаменитый Антони Клаве. В его иллюстрациях к «Пиковой даме» (1946) дают отдохнуть глазу привычное соотношение картинки и текста, следование сюжету первоисточника. Иллюстрации к «Гаргантюа» (1955) не менее сложные и артистичные, чем у коллег, но все же Клаве ощущает себя в этой работе соавтором, а не творцом. Этими книгами приятно не только владеть, но и использовать их по назначению – читать.

"