Чапай думать будет... 80 лет спустя

До того, как братья Васильевы представили свой самый знаменитый фильм, картин про отдельных героев революции и гражданской войны и вовсе не было. Образ героя-революционера был исключительно собирательный, как в «Октябре» или в «Броненосце «Потемкин» Сергея Эйзенштейна. Тот, что – народ. Однако время шло, и стране стали нужны лучшие представители этого народа. Пришло время спеть песню безумству храбрых. И назвать их – новых героев новой страны – по именам. Героев из плоти и крови. Мощных, почти былинных, если не сказать – сказочных.

Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что на сказочного персонажа Чапаев в исполнении Бориса Бабочкина как раз мало походил. Положительный герой в сказке – он ведь во всем положительный. А бабочкинский Чапаев не только голос повышал, но и даже табуретки ломал, в вероучении коммунистическом не шибко смыслил, да и – что уж там – не чужд был... анархизму. Куда уж тут до идеала! Однако психологически герой никому не известного молодого ленинградского артиста Бабочкина был более чем убедителен. Что и сделало экранного Чапаева не только эпическим персонажем, но и по-настоящему живым, всем понятным и близким. А его воплотителю принесло мировую славу.

Вообще с этого фильма началась слава сразу целой плеяды артистов. И Леонида Кмита (Петька), ставшего настоящим мастером второстепенной роли, и Варвары Мясниковой (Анка) – жены режиссера Сергея Васильева, спустя несколько лет до неузнаваемости перевоплотившейся в абсолютно аристократическую Фею в «иронично-кукольной» «Золушке», и совсем еще молодого Георгия Жженова, сыгравшего в эпизоде красноармейца. Играли в фильме и уже маститый и фантастически фактурный Николай Симонов (Жихарев) – мастер «большого стиля» – и выдающийся артист, режиссер и педагог Илларион Певцов, интерпретировавший в традициях метода Михаила Чехова образ белого полковника Бороздина, что появляется в фильме лишь на несколько минут. Но как появляется!.. В кадре была лишь спина белогвардейца, да еще бегали пальцы, из-под которых звучала «Лунная соната». Но сколько мастерства – да и самой жизни – было в этом!

Картина братьев Васильевых, едва ли не первая в звуковом советском кинематографе, оказалась психологически достоверной. И лишенной при этом как всяческой большевистской, так и начинавшей тогда уже пускать свои ядовитые побеги просталинской пропаганды. А потому ей поверили и дети, которые по 50 раз (без преувеличения) бегали смотреть «Чапаева», и герои недавней Гражданской (некоторые из которых совершенно искренне не могли сдержать слез, видя несущегося на коне в черной бурке с шашкой наголо и на том самом «лихом коне» Чапая), и многоопытные кинематографисты, которые, в свою очередь, не могли не оценить блистательную работу операторов Ксенофонтова и Сигаева: каждый их кадр мог бы стать, говоря сегодняшним языком, «представительским» постером фильма. Ну а Эйзенштейн, следуя всему этому, просто не смог не дать «Чапаеву» на Первом московском кинофестивале в 1935 году первую премию. К тому времени фильм, премьера которого прошла, разумеется, в «колыбели революции» – ленинградском кинотеатре «Титан», уже растащили на цитаты.

Популярность Чапая была столь велика и непререкаема, что спустя восемь лет после премьеры утонувшего в Урале Чапая пришлось даже «оживить». В военной короткометражке, дабы поднять дух советского солдата. Зачем Василия Иваныча оживили еще 70 лет спустя – в очередном телесериале – бог весть. Лишь для того, чтобы сказать, что герой-утопленник был еще и героем-любовником?.. Ну а, впрочем, это уже другая история. И Чапаев этот – другой.