Posted 4 октября 2010,, 20:00
Published 4 октября 2010,, 20:00
Modified 8 марта, 06:37
Updated 8 марта, 06:37
Письмо на похороны
М. Рощину
О те, кто наше поколенье!
Мы лишь ступень, а не порог.
Мы лишь вступленье во вступленье,
к прологу новому пролог.
1955
На кладбище тебе пишу я, Миша,
когда тебя хоронят без меня,
как некогда писал тебе в Камышин,
надеждам юных лет не изменя.
О, помню я хромавшую с отвагой
по сцене с отлетевшим каблуком
Лаврентьеву Наташу с дерзкой шпагой
в студенческом спектакле на Тверском.
Она, твою угробив пишмашинку,
тебя
сражаться с черной силой зла,
тонюсенькая, словно камышинка,
«спасать народ» в Камышин увезла.
О, боже мой, какая была пара:
ты, как наследник Тутти, одинок,
она – находка доктора Гаспара,
народницею ставшая Суок!
Наташенька кирзовочки обула,
ловить привыкла вскоре карасей,
да не было ни одного Тибула –
убили наперед в России всей.
Дочь предшестидесятых,
наша-наша,
предвидела ты нынешние дни,
и ты погибла наперед, Наташа?
Нет стольких!
Я и Белла – мы одни.
Какие зимы мягкие пошли,
а все друг к другу так похолодели.
Все заняты.
Все, кажется, при деле,
и пошловата жизнь при беспределе,
и с пошлостью воители пошлы.
Сердца иных и летом не размякли,
и при пожарах с холодком в умах
был в мародерстве чьем-то не размах ли,
когда огонь плясал в чужих домах?
Нам не до милосердья,
не до братств.
Совсем иные нынче подписанты,
они теперь не прежние «спасанты»
и, чтобы оплатили их таланты,
вмиг подмахнут любое «одобрям-с!».
А Миша Рощин не был диссидент.
Понежиться любил под одеялом,
без водочки скучал бы досидеть
в тюряге до всемирных идеалов.
Лаврентьева Наташа, как судья,
колола совесть шпагою,
но, даже
когда боялся,
спрашивал себя:
«А это подписала бы Наташа?»
Да что с людьми случилась за беда?
В свои тусовки сбившись, будто сельди,
они забыли, что ли, навсегда
святую старомодность милосердья?
И это разве ли не Родина,
от равнодушия храня,
глазами Михаила Рощина
сегодня смотрит на меня?
Евгений ЕВТУШЕНКО
3 октября
Талса, Оклахома