Posted 4 июня 2009,, 20:00

Published 4 июня 2009,, 20:00

Modified 8 марта, 07:27

Updated 8 марта, 07:27

Бонжур, детство!

Бонжур, детство!

4 июня 2009, 20:00
Виктория Чаплин – дочь одного из самых известных актеров всех времен и народов, со своим мужем, клоуном Жаном-Батистом Тьере, в Россию приехала впервые. Однако в зале оказались зрители, которым уже посчастливилось столкнуться в Европе, в том числе в Прибалтике, с их постановками. «Невидимый цирк» – третий спектакль оба

В антракте милая немолодая дама счастливо вздохнула: «Как будто вернулась в детство!» Созданная звездной парой почти сорок лет назад цирковая программа объехала весь мир, очень мало меняясь. Как отметил в одном из своих интервью Жан-Батист Тьере, ему вообще хотелось бы всю жизнь играть один спектакль, без всяких перемен и изменений.

Все те же кудрявые волосы и лукавая улыбка белого клоуна у Тьере. Все та же гибкость, подвижность большеглазой маленькой Виктории Чаплин. Все те же знакомые цирковые трюки. Даже человек, увидевший их представление впервые, ощутит шлейф прожитых лет. Все собиралось и шлифовалось десятилетиями: каждая шутка, каждая реприза, каждый поклон и улыбка в зал. Спектакль состоит из сотни номеров (некоторые длятся не больше секунды), но каждый номер обточен, как галька на морском берегу. Тысячи накопленных предметов и деталей реквизита, сотни костюмов бережно собраны и уложены в десятки причудливо раскрашенных чемоданчиков.

На каждый выход Жан-Батист припас новый чемоданчик и новый костюм. Он обожает парики, жабо, причудливые головные уборы. Вот снял длинный колпак чародея, а под ним треугольная горка парика. Вот снял один парик, а под ним другой, третий, четвертый. Вот гобеленовая тройка с гобеленовым чемоданчиком в тон, гобеленовый задник... Для полноты картины артист надевает очки с гобеленовыми стеклами. А вот костюм расцветки «зебра», лицо артиста также раскрашено черно-белыми полосами. Из полосатого чемоданчика достаются раскрашенные зеброй шарики – и в зале слышен детский визг восторга. Чемодан с фруктами (в тон – расписанная апельсинами рубаха), чемодан с нарисованным натюрмортом: артист аккуратно вытягивает горло у нарисованной бутылки, наливает себе рюмку. Потом так же аккуратно затыкает бутылку пробкой. А вот Тьере поет арию, и вместе с ним поют все нашивки (в виде клоунских масок его костюма): открываются рты, и картонные рожи тщательно подпевают артисту.

Трюки все стародавние из стандартного набора фокусника-иллюзиониста: самозаполняющаяся рюмка, ножка стола, расцветающая букетом цветов, связка платков, меняющая цвет. Распиливание женщины, и кролики, которые достаются из самых неожиданных мест. Но каждый номер подсвечен и преображен юмором. Вот Тьере зажигает свечку, а потом с аппетитом откусывает ее. Гаснет свет, и где-то в животе у артиста светится красный огонек. Описание выходит длиннее самого номера, но как поймать в неуклюжей газетной строке мерцание улыбки?

Виктория Чаплин отвечает в представлении «за акробатику». Она ходит по канату, катается на одноколесном велосипеде. Наконец, демонстрирует чудеса гибкости, то залезая в крошечный ящик, целиком скрываясь в своем платье на железных обручах. Ее костюмы не только фантазийны, но и предельно функциональны. Любая деталь может преобразиться: сумка стать мордой дракона, а локон – хвостом лошади. Хорош номер с зонтиками, когда актриса превращается в сложносочиненную инсталляцию, а потом и вовсе исчезает среди кружащихся зонтов. И незабываем костюм, весь составленный из мисочек, рюмок, плошек, соковыжималок. Железной палочкой Виктория Чаплин постукивает себя по коленкам, по локтям, бедрам, извлекая хрустальную мелодию, вдруг превращаясь в живую инсталляцию какого-нибудь современного перкуссиониста.

В этом представлении каждую секунду ощущаешь светлый настрой его создателей, чья нежность остается с вами на манер улыбки Чеширского кота. И пусть придиры ворчат, что современное цирковое искусство ушло очень далеко от представлений Тьере-Чаплин, что в нем сейчас царят другие скорости, другие технологии, другие стандарты. На «Невидимый цирк» мы идем совсем за другим. Приятно удостовериться, что в нашей сумасшедшей жизни, культивирующей метаморфозы, сохранился кто-то, кто рискует оставаться неизменным на радость себе и другим.

"