Posted 5 апреля 2022,, 11:28

Published 5 апреля 2022,, 11:28

Modified 7 марта, 12:39

Updated 7 марта, 12:39

«Мучились, но выживали…» Вышла книга Александра Архангельского о Китае ХХ века

«Мучились, но выживали…» Вышла книга Александра Архангельского о Китае ХХ века

5 апреля 2022, 11:28
Фото: Соцсети
Биографические свидетельства героини новой книги тележурналиста и писателя охватывают историю Китая прошлого века от «культурной революции» до реформ Ден Сяопина
Сюжет
Книги

Анна Берсенева

Книжная серия Александра Архангельского «Счастливая жизнь» посвящена тем людям, чьи биографические истории имеют отношение к историческим событиям ХХ века. Героиня новой книги ««Русский иероглиф. История жизни Инны Ли, рассказанная ею самой» (М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной. 2022) выглядит в этом смысле необычно.

И не вследствие необычности своего происхождения, хотя обычным его не назовешь: она - дочь одного из основателей Коммунистической партии Китая Ли Лисаня и русской дворянки. Но главное все же состоит не в этом. В отличие от героев предыдущих книг этой серии, великого социолога Теодора Шанина и великого слависта Жоржа Нива, Инна Ли более всего интересна не личными свершениями (она университетский преподаватель, но не основатель научной школы и не уникальный специалист), а тем, что стала приметливым свидетелем событий, вследствие которых Китай превратился в крупнейшего участника мировой политической и экономической жизни. Как это происходило? Как эта огромная страна скатилась в «культурную революцию», а потом стремительно выбралась из-под ее обломков и провела реформы? Для большинства российских читателей - абсолютная загадка. В рассказе же Инны Ли эта история предстает едва ли не обыденной. Может быть, потому что она рассказывает о событиях, свидетельницей и участницей которых была, понятным не-китайцу образом, а при этом сама понимает их изнутри китайского мироощущения.

«Вообще, китайская культура очень закрытая, чужаков здесь не любят, - замечает автор. - В Китае по-прежнему существует четкая внутренняя иерархия, которой, может быть, нет уже в России. Если твои родители вписаны в историю, тебя помещают в верхние слои элиты и придают какой-то общественный статус, о котором не позволяют забыть. Поэтому, во-первых, я знаю, кто я. С другой стороны, я понимаю, что это ответственность, у меня нет права опозориться. И я обязана напоминать людям о том, что был такой человек, мой отец, Ли Лисань. И рассказывать о нем как о человеке, а не просто как о политическом деятеле».

Она и рассказывает. Но рассказ об отце, о матери, о сестре, а потом о муже и детях каким-то очень естественным образом становится рассказом об истории Китая в ХХ веке. Например, о том, как воплощалась в самую что ни на есть повседневную жизнь идея, возникшая в начале «культурной революции» в голове Мао Цзэдуна:

«Несчастные воробьи были обвинены в том, что уничтожают зерно, которого не хватает людям. И чтобы китайцам было что есть, надо уничтожить воробьев. Весь город с утра поднялся и вышел на улицы в составе организованных отрядов избивать воробьев. Кто-то их шугал снизу: палками, огромными шестами сгоняли с деревьев и крыш — Пекин был в основном одноэтажный. Воробьи мельтешили в воздухе, а как только пытались присесть, все начинали стучать в ведра, кастрюли, сковородки, вращали трещотки. В конце концов воробьи падали обессиленными и умирали. Садистская идея. Потом воробьев реабилитировали, но было поздно».

«Культурную революцию», начавшуюся в 1966 году, Инна Ли вообще знает не понаслышке: после ареста и смерти отца, она, как и мать, и сестра были посажены в тюрьму, а потом отправлены в деревню на принудительный труд, который считался основой перевоспитания.

Инна вспоминает, как хунвэйбины - бунтари, новые герои дня - начали вмешиваться буквально во все сферы жизни. Студенты стали надевать на профессоров бумажные колпаки и водить по кампусу, чтобы те покаялись в своей буржуазности. Напротив окна дома, в котором жила семья Ли Лисаня, уже объявленного ревизионистом, установили громкоговоритель, из которого громко требовали, чтобы его дочь признавалась в своих преступлениях и разоблачала родителей. Самих же ее родителей заставили стоять на заполненной людьми площади, повесив им на шею дощечки с обвинениями в их преступлениях против народа.

«А вот наш фокстерьерчик Крошка... В одном из дацзыбао напишут, что семья Ли Лисаня полностью обуржуазилась: завела для домашней собачки отдельный матрасик и поит ее молоком! В то время как народ живет впроголодь, экономит на всем. Обвинение грозило папе, да и всем нам такими последствиями, что пришлось вывезти Крошку и оставить возле дороги, чтобы ее кто-нибудь подобрал. Как мы рыдали...»

И подобное происходило повсеместно, ни один социальный слой этого не избежал. Правда, при всем ужасе происходящего, «в отличие от ГУЛАГа в китайских тюрьмах времен “культурной революции” большая часть людей выживала. Мучилась, страдала, но выживала. И тюремщики внимательно следили, чтобы ничего не произошло».

И закончилось все это через три года так же внезапно, как началось. Но и этих лет хватило с лихвой. «Нужно понимать, до какой степени убожества нас довели плановой экономикой, “культурной революцией”, кампаниями и экспериментами. Карточная система, включая хлопчатобумажные ткани, трикотаж, носки», - вспоминает Инна Ли.

Отзвуки «культурки» еще долго слышались повсюду.

«Пошла в парикмахерскую, куда ходила до “культурной революции”, к прекрасному шанхайскому мастеру, который отлично делал укладку. Увидев меня, он так обрадовался! Расспросил о жизни; о тюрьме я ему не сказала, только о деревне, он посочувствовал. Но укладку делать отказался:

— Нам разрешается ее делать, только если есть рекомендательное письмо, что это нужно или для выезда за границу, в командировку, или для выступления в театральных постановках.

— Но у меня свадьба!

— Я феном пройдусь, волосы немножечко подниму. На большее просто не имею права».

С такими же яркими подробностями Инна Ли рассказывает, что происходило после того, как в 1980-е годы Дэн Сяопин сказал своим соотечественникам «обогащайтесь!». При всем внешнем сходстве с советской перестройкой невозможно не замечать качественного отличия от нее китайских реформ.

«Китайский крестьянин всегда был прагматичен, да и культ богатства существовал веками. Народ зашевелился, люди бросились зарабатывать. Мы, интеллигенция, конечно, очнулись последними. Были молодые ребята, которых со школьной скамьи отправили в деревню, на нашу китайскую целину: они после “культурки” вернулись в Пекин, без высшего образования, без ремесленных навыков. Ничего не оставалось, как пуститься в бизнес. <…> Китайцы прагматичней русских. Для них идеологические формулировки не так важны, как приемлемый уровень жизни; хоть горшком назови, только в печь не сажай — даже странно, что эта пословица родилась в России, а не в Китае. В понятие “китайской специфики” можно вложить все что угодно, она готова принять все, что работает».

Инна Ли испытала «культурную революцию» на себе, поэтому ценность представляют и наблюдения ее, и выводы об этом явлении и его последствиях. А поскольку она провела немалую часть своей жизни в СССР и России - и в ранней юности, и в зрелые годы, пришедшиеся на перестройку, - эти выводы приобретают оптику, подходящую не только для Китая.

«Я считаю, что реформы стали возможны благодаря “культурке”, потому что она сломала все прежнее. И архаический менталитет, и партийные структуры, и привычные идеологические скрепы, расчистила почву для любых перемен. Для любых, в любую сторону — и хорошую, и плохую. Правда, начиная с 1990-х годов у нас стали спускать на тормозах все обсуждения “культурной революции”. Мне кажется, это привело к тому, что растет поколение, которое создает новый миф о 1950–1960-х годах, само себе рассказывает сказку о том, что это было царство справедливости, не было богатых, бедных, социального неравенства, всё не как сейчас. Самые радикальные в сетях постоянно призывают решать все проблемы с помощью второй “культурной революции”. Это очень страшно».

А книга - совсем не страшная, несмотря на то, что в ней описана жизнь, большая часть которой прошла в тисках, идеологических и бытовых. Как удалось Инне Ли сохранить при этом спокойствие и здравый смысл, трудно объяснить. Но именно здравым смыслом веет от ее воспоминаний.

"