Пусть неудачник плачет

Спектакль, который идет в Москве, практически тот же, что был за границей, за исключением мелочей. Сценограф Давид Боровский на пустой сцене (казенные голые стены) поставил кровать. В нее под звуки увертюры ложится человек в белой рубахе. Пациента психиатрического отделения Обуховской больницы зовут Герман, и он будет вспоминать свою историю. Силой больного воображения в палате «возникнут» и Летний сад, и Зимняя канавка. Жители дома скорби превратятся во фланирующих петербуржцев, карточных игроков и участников похорон Графини. «Нормальные» горожане действуют вместе с обитателями больницы, толпясь то на узком подиуме, то подле «античных» статуй и дворцовой лестницы: стены больницы в какой-то момент раздвигаются, обнимая собой дома и город, и гротескно-жалкие фигуры больных постепенно заполняют пространство, как голоса в голове героя. Да что герой! По Додину, безумен весь мир. Странна Графиня (корректно спевшая Лариса Дядькова), которая медитирует над прошлым. Безумна и Лиза. Она утешает больного, как сестра милосердия, но и сама явно нуждается в утешении, живя, как Герман, во власти химер. А фигуры из окружения Германа – все эти томские (Александр Касьянов), чекалинские (Максим Пастер) и сурины (Вячеслав Почапский) – как будто люди с маленькой буквы, неразличимые в своей низости, они и одеты почти одинаково. Эти бесчувственные шуты безжалостно «режиссируют» болезнь героя.

Маститый Михаил Юровский во главе оркестра почти изгнал «сентиментальность» из Чайковского, звучание местами повышенно громкое и приобретает зловещий оттенок, что подходит режиссерской трактовке. Бессменный исполнитель партии Германа, блестящий оперный актер Владимир Галузин, излучая злое нетерпение неудачника, не жалеет ни себя, ни публику, и в итоге вытягивает спектакль – в отсутствие ярких личностей среди прочих персонажей. Лиза (скучноватая Эвелина Домрачева) не спела так, чтобы достучаться до нашей жалости. Не повезло и Елецкому: Большой театр (с его-то баритонами!) зачем-то пригласил маловыразительного гастролера. Впрочем, петь из глубины сцены (как часто получалось по мизансценам) мало кому идет на пользу – голос «скукоживается».

Чтобы прояснить концепцию, режиссер пошел на многое. Сокращены хоры, изменен текст либретто, сглажены важные детали, не укладывающиеся в нужное русло. Например, переделана – словесно и музыкально – пастораль. Додину ни к чему ее прелесть, и любовные нежности у него поет псих Герман, вместе с Лизой, оба – с завязанными глазами, не видя друг друга и слепо шаря руками. Героиня не топится, а стоит в сторонке в игорном доме, и Герман, когда поет про добро и зло, которые «сказки для бабья», указывает пальцем в ее сторону. Герой не закалывается, а сворачивается на полу калачиком. Поза обещает дурную повторяемость: вот-вот начнется новый приступ…

Личность, отуманенная жадностью, на наших глазах начинает распадаться. Вот жил человек, думал, что влюблен в женщину, а оказалось, что – в успех и в деньги. Процесс разрушения пойдет быстро, безжалостно, без прикрас. Реплику «эта мысль меня с ума сведет» споет сумасшедший, возводя безумие в квадрат. Видения больного уходят в больничные стены, и герой потерянно ощупывает руками место, где только что стояла человеческая фигура. Маясь навязчивой идеей с решающей ставкой, безумец раздирает матрас в клочки: в недрах постели спрятаны деньги. В момент «приезда императрицы» полоумного привязывают к постели – ведь бред усилился: вместо императрицы у Германа выходит Графиня. А в сцене с призраком старая дама из аристократки в кринолине преображается в современную медичку в белом халате, врачующую тремя картами. Почти смешно – и одновременно страшно.

Версия Додина – режиссерская опера, построенная на доминирующем приеме, под который подкладывается и фабула, и партитура. Как всегда, в подобных случаях спектакль теряет в многообразии красок, и становится жаль не столь прямолинейный, как в спектакле, замысел Чайковского (не последнего в опере персонажа). Но в определенном смысле зрелище приобретает точность стрелы, летящей в цель, особенно для поклонников режиссера драмы Додина. Он рассказал о неспособности людей справляться с собственными пагубными страстями. И открыл психологическую бездну, в которую падают герои – те, кто умеет чувствовать.