Posted 4 февраля 2009,, 21:00
Published 4 февраля 2009,, 21:00
Modified 8 марта, 07:41
Updated 8 марта, 07:41
Букварь «Карамазовых»
В «Карамазовых» задачи театра обозначены четко. Одна из них – создать воспитательное произведение, призванное всколыхнуть в публике забытые понятия души, бога и совести. Литература в этом музыкальном спектакле царит безраздельно, но этот факт автора партитуры не смущает, а, наоборот, радует. Вторая задача выражена словами композитора: «Вернуть оперу массовой культуре». Слова «современная опера» не должны вводить в заблуждение: в элитарности сие зрелище не упрекнешь. Взявшись за постановку, театр, словно избушка Бабы-яги из русской сказки, повернулся к народу передом, а к продвинутому эстетизму – задом. Спектакль напоминает букварь, по которому публику учат «читать» азы музыкального театра. А с букваря какой спрос? Там нет фраз сложнее, чем «мама мыла раму».
Актуальной музыку Смелкова можно назвать, лишь исходя из времени ее написания (оценивая сочинение, европейская пресса писала о «жирной оркестровке» и «истерических эффектах»). Чтобы загодя снять упреки во вторичности, сайт Мариинского театра еще до премьеры объявил: да, партитура «несет в себе отголоски многих жанров (от бытового романса до церковного пения) и стилистических веяний (от Мусоргского и Чайковского до Шостаковича)». Забавно, но такой постмодернистский подход нынче выдается за образец народной оперы. На практике это означает, что публика не задохнется от негодования, услышав «какофонию», но с удовольствием узнает привычные звуки. С либретто тоже все в порядке: во-первых, классика, что возвышенно, во-вторых, не надо и читать великого писателя, чтобы следить за действием. Роман в опере схвачен практически весь, вплоть до лубочно понятой «Поэмы о великом инквизиторе», рамкой охватывающей любовно-уголовный сюжет.
Режиссер, не мудрствуя лукаво, поставил даже не реалистический, а почти натуралистический спектакль. Никаких символов, метафор и аллегорий, а также подтекстов и «подводных течений». Полив цветочков, швыряние купюр и распитие шампанского... Если б не наглый Черт (альтер эго Ивана), бренькающий на мандолине, постановка была бы похожа на скучную фотографию уездного быта. По одеждам персонажей можно изучать историю костюма, а повадки обитателей Скотопригоньевска соответствуют тому, что, с легкой руки Достоевского, принято считать типичным для россиянина – взвинченное самокопание, перемежающееся сменой настроений. Лишь сценограф Зиновий Марголин, соорудив комнатки, домишки и заборы российской глубинки, плюс католический монастырь (вотчину Инквизитора), пытается оперировать смыслами, а не иллюстрировать действие. Дорогого стоят уже «мещанские» керамические слоники, гуськом «идущие» по спинке дивана, на котором сидит семья Карамазовых.
Опера по нескольким номинациям (в том числе и за музыку) выдвинута на фестиваль «Золотая маска». Этот факт сильно изумляет. Но что не спрячешь в карман при любой, даже самой простецкой постановке, – это эмоциональность стоявшего за пультом Валерия Гергиева и прекрасные голоса и актерские дарования многих певцов Мариинского театра. Спектакль спасли почему-то не выдвинутая в номинанты Кристина Капустинская (Грушенька), соискатель приза за лучшую мужскую роль в опере Алексей Марков (Иван), Андрей Зорин (Смердяков), Андрей Попов (Черт) и первый среди равных – тоже номинант «Маски» Николай Гассиев в партии Федора Карамазова. Его нарочито глумливое пение с шутовскими повадками внезапно обрывается, как в пропасть, в трагедию – и в катарсис. Правда, зрители явно обязаны умилиться раньше, еще в начале спектакля, когда госпожа Хохлакова навзрыд споет о любви к человечеству. Сантиментам мешает мгновенно приходящая на ум, но не включенная в либретто цитата из романа (рассказ старца Зосимы): «Чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности… как отдельных лиц». Впрочем, ирония, хоть бы и от самого Достоевского, ослабляет прямолинейную «духовность», а значит, не подходит постановочной команде. Ведь именно с интеллектуальным, музыкальным и режиссерским «снобизмом» эти «Карамазовы» активно борются.